Читаем В садах Эпикура полностью

В июне я организовал первые вступительные экзамены. Принимали мы 50 человек, а заявлений было множество. На киргизском языке экзаменовали Джолдошева и Мусин, на русском – Гришков, Скляр и я. Разумеется, везде были ассистенты, да и сам я сидел со Скляром. Ответы были хорошие и фантастические. Отлично сдала всё девушка из Ошской области – Лида Царанова. Экзамены закончилась. Мы со Скляром подсчитали баллы, вывели проходной. Просмотрели документы и подобрали кандидатуры в точном соответствии с правилами приема. Мы сидели при закрытых дверях, как конклав, избирающий папу, но сделали все по закону. Список я представил Комиссии при Саматбекове. Он мне стал говорить доверительно (до заседания): «Надо принять того, надо принять другого…» Я вежливо, но настойчиво сказал: «Конечно, Карим Валиевич, конечно! Скачала мы примем всех, имеющих на то право. Затем вы, как директор, зачислите кого хотите в счет недобора на другие факультеты. Зачем вам лишние жалобы?» Саматбеков согласился. Резерв у него был и сохранялась возможность погреть лапы. Но сдавшие экзамен на проходной балл уже прошли, их Саматбеков ограбить не смог. Во время заседания Комиссии представитель республиканского Комсомола заметил доверительно, что вот на Исторический факультет принимают чеченов и ингушей. Знаю ли я об их особом положении. Я сказал, что слышал, но в правилах приема это никак не оговаривается, а я могу руководствоваться только ими. Речь шла конкретно об одной женщине ингушке, поэтому я добавил: «На факультет поступает всего одна женщина – ингушка. Она успешно сдала экзамены. Нет оснований ей отказывать». Она прошла. Позиция моя на Комиссии стала известна всем, и я много выиграл от этого во мнении всех спецпереселенцев. Гришков в этом отношении был полностью со мною согласен. Он, как и я, изумлялся спецпереселению. Вступительные экзамены и прием оставили хорошее впечатление. Правда, потом на факультете стали появляться мужчины и женщины с обрывками бумаги, на которых стояла подпись «Саматбеков». Это значило, что нужно допустить обладателя записки к занятиям. Ну, против этого я тоже в драку не лез, а записки хранил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное