В садах Эпикура

Предстояло провести летнюю сессию. Для меня задача заключалась в том, чтобы составить стабильное расписание на весь ее период, добиться работы без срывов, установить порядок в помещении школы, где предстояло заниматься. К началу сессии в июле 1955 года многое было сделано. Х. М. Мусин предложил организовать занятия по вечерам с городскими заочниками, дабы разгрузить сессию. Так мы и поступили. Стал работать настоящий вечерний институт. Отладилось более или менее своевременное рецензирование контрольных работ. Мусин и Гришков проверяли качество рецензий. И вот наступила сессия. Расписание я составил, помог мне в этом деле Илья Скляр. Вообще он мне много помогал. Ездил в школу, наметил классы для потоков и групп. Расписание оказалось совершенно четким. И вот занятия начались. Для меня эта сессия была необычайно сложной. Я читал лекции иногда по 16 часов: в первую и вторую смены. В перерывах и после занятий решал деканские дела. Приходил домой измочаленный, но ликующий. Рано утром я являлся в школу. Раздавался звонок и начинались занятия. В редкие свободные часы я прохаживался по коридору, смотрел: из аудиторий звучат преподавательские голоса. Идут занятия. Никто или почти никто не болтается без дела, в канцелярии отсутствовала толкотня. Я шел по коридорам, обходил вокруг здания и испытывал большое удовлетворение: вот я командую большим делом, где все подчинено моей воле, моему разуму. Посмотрим, чего они стоят. Во время перерывов собирались покурить во дворе. Подходил подполковник Чубаров, говорил: «Ну, вот теперь видим порядок!» Я в душе торжествовал. Было и такое: еще Глускин повел борьбу с окурками. Он шумел, стыдил, а окурки сыпались. Я поступил иначе. Однажды стояли мы с группой студентов и курили. Прозвенел звонок. Одна очень почтенная заочница бросила окурок под ноги. Я, молча, поднял его, донес до урны, продолжая не прерванный разговор. Это событие мгновенно стало общеизвестным. Все стали следить за порядком. Количество окурков вокруг школы резко сократилось. Многие заочники стремились побыстрее сдать экзамены и уехать домой. Желание понятное, но выполнить я его не мог. Тогда, к моему великому изумлению, ко мне стали подходить многочисленные заочники с телеграммами трагического содержания. Самая невинная из них сообщала о скоропостижной кончине бабушки. Я быстро стал разрешать досрочную сдачу экзаменов, спросил у Скляра, каждый ли год в Киргизии смерть так косит людей. Скляр заорал: «Ты с ума сошел! Это же вранье!» Потрясенный, я не стал шуметь, но принял верное решение. На следующий день ко мне подошла группа несчастных. У них гибли дети, родители, братья и сестры. Я всем разрешил отъезд. Они попросили разрешение на досрочную сдачу экзаменов. Я приложил руку к сердцу: «Товарищи! Как вы можете в такой ситуации думать об экзаменах. Поезжайте, отдайте последний долг умирающим, оправьтесь от потрясения, а потом, в будущем году сдадите экзамены!» Так я и постановил. Совершилось чудо. Старуха смерть отступила от своих жертв. Да, чувство юмора дело очень нужное. Сессия прошла, как мне казалось, успешно. Это и действительно было так. Но дело не в этом. В институте, как и на факультете, установилась новая психологическая обстановка. На виду, во всяком случае, с заочниками не пьянствовали, с заочницами толпой не ездили в Карагачеву рощу. После сессии, закончив дела, я поехал в Москву и провел там отпуск.