В садах Эпикура

Елена Михайловна писала в декабре 1957 года: «Получила сегодня от вас Буссенара. Уже по обложке и картинкам вижу, что меня ждут волнующие минуты и заранее их предвкушаю. В погоне за сильными ощущениями я даже купила приключенческий роман “И один в поле воин” на украинском языке, т. к. по-русски его расхватали с молниеносной быстротой. И ничего, читаю, хотя, конечно, не все задуманные автором оттенки и нюансы до меня доходят, а когда герой – наш разведчик, выдающий себя за немецкого барона, говорит “це непоганый коньяк”, меня несколько коробит». Елена Михайловна безусловно преувеличивала мои возможности. Она разработала план «Истории рабства» и включила меня в число авторов. Дала мне для чтения «Дигесты». В это время была готова ее книга «Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской Империи». Елена Михайловна писала, что пришлет ее мне «в первую очередь, хотя она, конечно, не может сравниться даже с самым захудалым томом “Библиотеки приключений”». Получив это письмо, я понял, какое же это чудо – Елена Михайловна Штаерман и как мне повезло, что я с нею знаком. В декабре 1957 года книгу я получил с надписью: «Дорогому Алексею Леонидовичу от автора». Потом я получал все ее статьи и книги.

В большой науке она находила спасение от свинства жизни. Сергей Львович Утченко рассказывал: «Елена Михайловна говорит, что отдыхает с милыми ее душе римлянами». Мне она писала: «Ваши лекции с удовольствием прочту, когда вы мне их пришлете вообще. Рим стал вымирающей специальностью и прямо не с кем отвести душу, кроме Германа Гермоновича (речь идет о Дилигенском). Так что хоть несомненно с удовольствием с вами побеседую, ибо вы один из немногих еще оставшихся энтузиастов науки». Мне при встречах говорила: «Отдыхаю со своими римлянами».

Однако отдых этот более, чем относителен. Е. М. Штаерман работала до полного изнурения, так что тема ей надоедала. «Надо написать рабов при Империи, а я прямо уже не могу без содрогания слышать слово рабы. Ну что-нибудь там нацарапаю». (Январь 1965 г.) И тем не менее она продолжала трудиться и выдавала, конечно, превосходную книгу. Таким оказалось «нацарапанное» «Рабство в Ранней Римской Империи». Так было со всеми ее работами. Про книгу об идеологии угнетенных классов Римской Империи она писала так: «…Я мучаюсь над идеологией дорогих римлян и ничего не могу придумать. Твердо уверена я лишь в том, что идеология начинается, когда людям наступают на любимую мозоль. Тогда они начинают махать лапами и мыслить. Из этой незыблемой предпосылки пока еще ничего не вытекает конкретного, но путь от мозоли до мозга длинен и извилист». Потом в процессе работы возникала яркая мысль. Елена Михайловна выступала с докладом или статьями, а к концу складывалась удивительно стройная концепция. Так и в книге об идеологии. Ее увлек образ Сильвана. При встрече она мне говорила: «Удивительно симпатичный бог». Таким он и получился в книге. В письме же она рассказывала: «Я собираюсь в феврале делать доклад о культе Сильвана, как выразителе идеологии народных масс. Литературы об этом полупочтенном боге никакой нет, так что – все мое собственное творчество. Так как меня всегда обличают в стремлении подчинить материал под концепцию, то тут я приступила к делу без всякой концепции и выжимала ее в ходе изложения. Одно, во всяком случае, стало мне ясно – это, что идею, будто эти самые массы рвались к общности имущества, к первобытному строю, мы сами выдумали и вписали в учебник. На самом деле они хотели как раз обратного – иметь свой домишко и свою землишку, чтобы их никто не трогал. Золотой же век Сатурна со всеми аксессуарами, был барской затеей, вдохновлявшей лишь ноющую интеллигенцию. Мой Сильван как раз был убежденным мелким собственником. Не знаю, как публика наша примет это умозаключение». Кончилось тем, что в 1961 году вышла превосходная книга «Мораль и религия угнетенных классов Римской Империи», которую я получил с надписью: «Дорогому Алексею Леонидовичу на добрую память».