Читаем В садах Эпикура полностью

Завершая московские дела, я получил от И. Г. Гришкова телеграмму: «Получили трехкомнатные квартиры. Покупай замки». В ГУМе я приобрел три отличных английских замка для Гришкова, Шелике и для себя. Простившись с матерью и друзьями, я вылетел самолетом во Фрунзе, чтобы забрать Женю и Наташку и окончательно перебраться в Ош.


Женя оправилась после болезни и жила с Наташкой у Сарры Саксонской. Я прибыл во Фрунзе, мы погрузили вещи в контейнер и отправили их в Ош, а сами намеревались ехать поездом вслед. Приближались майские праздники. Поезд Фрунзе – Ош шел два раза в неделю. Ожидая дня отъезда, мы жили у Сарры. В предотъездную ночь я неожиданно заболел какой-то тяжелейшей формой гриппа. Лежал, охал. Дней через 10 я все-таки встал на ноги, но качался от ветра. Мы сели в поезд и через двое суток прибыли в Ош. Иван Григорьевич, Луканцевер, Лондон встретили нас, привезли на новую квартиру. Со станции доставили контейнеры с вещами. Их, конечно, не хватало для трех комнат, но спальня с деревянными кроватями оказалась обставленной. Квартира, несмотря на недоделки, щели в полу, отсутствие канализации, казалась дворцом. Я ходил по трем комнатам, планировал расстановку стеллажей, щупал пальцами свежеокрашенные рамы окон. Думал, как бы не выселили. Ведь я соврал, говоря, что моя семья состоит из шести человек. Это, чтобы мне дали три комнаты. Я был наивным: не догадывался, что проректор пединститута (к этому времени произошли перемены – Н. С. Хрущев для удобства подсчетов ввел новый масштаб цен 1:10, а директоров и их заместителей в институтах соответственно переименовал в ректоров и проректоров) мог жить с лишней площадью. Но не будь я таковым, я не получил бы трех комнат и на 10 человек. Чтобы закончить описание квартирных дел, скажу: у меня имелось на сберегательной книжке 400 рублей (в новом масштабе цен), я к ним добавил подъемные на Женю и Наташку, позднее получил отпускные. Всего собралось 1300 рублей. В июле месяце Женя поехала с Наташкой в Москву и, по составленному нами плану, купила обстановку. В это время институтский плотник соорудил мне стеллажи. Мы зажили по-человечески. В 38 лет я достиг зенита: стал проректором и владельцем квартиры в лучшем доме города Оша. Теперь можно было бы обзавестись детьми. Но, как выяснилось, именно с этим делом я запоздал.


Джигиты, воровавшие девочек, все-таки подвели нашего ректора под монастырь. Его перевели работать в Институт Истории Партии во Фрунзе. Когда я вернулся в Ош, в кабинете ректора возвышался уже на помосте, построенном его предшественником, Баки Эшмамбетович Эшмамбетов – бывший секретарь Обкома. Он не был сколько-нибудь опытным или волевым человеком, представляющим функции и задачи руководителем. Но одно он понимал: переведенный на ректорскую должность из Обкома партии, он должен был продемонстрировать свои организаторские возможности. Между тем он не имел даже кандидатской степени. В этих условиях его могли снять с высокой должности, даже не предъявляя особых претензий, поэтому ему требовалась активная работа, исключающая возможность серьезных придирок. А желавшим придраться – имя легион! Эшмамбетов понимал, что винно-плово-бешбармачная дружба не гарантирует полного успеха. Цену ей он знал. Значит, появилась необходимость найти в институте силы, способные к работе и на которые можно было бы положиться. В число этих сил входил и я. На этой основе и сложилось весьма прочное взаимодействие между мной и Эшмамбетовым. Разумеется, мы не были только вдвоем. Сложился постепенно хороший коллектив заинтересованных в работе людей. Эшмамбетов не только не мешал работе, но быстро и активно откликался на деловые предложения. Таким образом Эшмамбетов стал настоящим ректором, получившим признание и уважение значительной части хороших людей института.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное