В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Въ большой общей комнат кто-то уже лежитъ и спитъ. У другой стны стоитъ офицеръ въ мундир и стелетъ постель; у него есть съ собою даже простыни и блыя наволочки. Онъ смотритъ высокомрно, и у меня нтъ желанія вступить съ нимъ въ разговоръ. У двери лежитъ на голомъ полу солдатъ. Онъ еще не спитъ. Вроятно, это денщикъ офицера.

Я снова выхожу и шагаю вверхъ по дорог, гд лежала лошадь. Въ нкоторомъ отдаленіи слышны веселые голоса нсколькихъ человкъ. Идя на звукъ, я вижу подъ скалою разведенный огонь.

Семь человкъ сидятъ вокругъ костра. Зрлище великолпное. Они сварили конину и поглощаютъ ее, руки ихъ и лица лоснятся отъ жира, вс жуютъ и причмокиваютъ. Когда я подхожу ближе, то и мн тоже предлагаютъ попробовать, кто-то изъ нихъ протягиваетъ мн кусокъ мяса къ самому носу, говоритъ что-то и смется, другіе смются также и одобрительно киваютъ мн. Я беру мясо, но покачиваю головою и говорю: у меня лихорадка. Это выраженіе нашелъ я въ своемъ русскомъ «Переводчик». Но они плохо понимаютъ по-русски и совщаются между собою, что такое я могъ сказать, а когда, наконецъ, догадываются, то принимаются оживленно болтать, перебивая другъ друга. Насколько я могу понять, они объясняютъ, что конина есть лучшее въ мір средство противъ лихорадки, и многіе протягиваютъ мн куски мяса. Тогда я принимаюсь сть, и оно оказывается очень вкусно. Соль! спрашиваю я. Одинъ изъ нихъ понимаетъ меня и подаетъ мн соль въ тряпочк; она очень грязна, и я закрываю глаза, когда беру изъ нея соль. Сами они дятъ безъ соли, поспшно невоздержанно глотая, глаза у нихъ при этомъ, словно безумные. Я думаю: люди эти похожи на пьяныхъ, невозможно, чтобы конина такъ ихъ отуманила. Я подсаживаюсь, чтобы наблюдать за ними.

Они пьютъ кипящее варево, употребляя для этого большую черпальную ложку, которая передается изъ рукъ въ руки; съ ложки каплетъ жиръ по всей ручк. Посл конскаго бульону, они снова принимаются за мясо, и такъ дале. Мой ужинъ, который, кстати сказать, не повредилъ мн и смягчилъ мою лихорадку, поконченъ; я благодарю и отказываюсь на ихъ неоднократныя приглашенія пость еще.

Они ведутъ себя боле странно и съ необычайными гримасами обходятся съ мясомъ. Они прикладываютъ куски мяса къ щекамъ и тащатъ ихъ оттуда въ ротъ, словно бы хотли горячо приласкать его, раньше чмъ състь, при этомъ зажмуриваютъ глаза и смются. Другіе подносятъ мясо къ носу, держатъ его у самыхъ ноздрей, чтобы упиться его крпкимъ запахомъ. Вс они до самыхъ глазъ лоснятся отъ жира, чувствуютъ себя въ высшей степени прекрасно и лакомятся отъ души, не обращая вниманія на чужого, наблюдающаго за ними человка. Навшись до отвалу, они катаются по земл, испускаютъ крики и ни о комъ не заботятся, кром себя…

Тутъ я замчаю подходящаго Карня, встаю, желаю имъ доброй ночи и ухожу. Добрйшій Карнй начинаетъ меня сильно тяготить.

Я снова иду внизъ по дорог, но когда прихожу на станцію, то мн все еще не хочется спать, я себя чувствую здоровымъ и свободнымъ отъ лихорадки. Я прогуливаюсь мимо домовъ и сворачиваю въ горы. У подножія горъ стоитъ пара телгъ, запряженныхъ лошадьми. Ветъ слабый втерокъ, звзды сіяютъ на неб, до меня доносится тихое журчаніе Терека, а кругомъ высятся мрачныя и молчаливыя горы. Ихъ могучее величіе производитъ на меня впечатлніе, я закидываю голову и смотрю на ихъ вершины, достигающія чуть не до неба. Смотрю я и на звзды, нкоторыя узнаю, но он словно соскользнули со своихъ обычныхъ мстъ, Большая Медвдица стоитъ какъ разъ надъ головой.

Теперь у насъ, въ Норвегіи, конечно, вечеръ, думаю я, и солнце погружается въ морскую глубь. Тамъ солнце багрово при закат; да, тамъ, на свер, оно иной разъ красне, чмъ гд-либо въ другомъ мст. Но, полно объ этомъ… Нигд я не видлъ, чтобы звзды такъ ярко свтили, какъ здсь на Кавказ, а серпъ луны, хотя едва только вышелъ за предлы первой четверти, сіялъ, словно въ полнолуніе. Это совершенно ново для меня, такой сильный свтъ на полуночномъ неб интересуетъ меня и не допускаетъ предаваться тоск по родин. Я сажусь на землю и смотрю вверхъ на небо, а такъ какъ я принадлежу къ тмъ изъ людей, которые, въ отличіе отъ многихъ другихъ, еще не привели всхъ вопросовъ о Бог въ должный порядокъ, то сижу нкоторое время, погрузившись въ мысли о Бог и Его твореніи. Я попалъ въ новый непостижимый, заколдованный міръ; это древнее мсто ссылки чудеснйшая изо всхъ странъ, когда-либо мною виднныхъ. Я все боле и боле предаюсь своимъ мечтаніямъ и уже не думаю о сн. Горы представляются мн чмъ-то невроятнымъ; точно он пришли откуда-то издалека и остановились какъ разъ подл меня.