В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)

Навстрчу детъ обозъ пустыхъ телгъ, он запряжены буйволами, погонщики растянулись во весь ростъ на своихъ телгахъ и спятъ; мы объзжаемъ сторонкой и благополучно минуемъ ихъ. Но у одного изъ быковъ ярмо попало между рогами, животное должно итти съ вывихнутой шеей и совсмъ изогнувшись на бокъ. Моя спутница хочетъ выйти изъ экипажа и привесть ярмо въ порядокъ; но, когда мы растолковываемъ Карню, чего мы хотимъ, онъ не останавливается, а детъ дальше и не понимаетъ ни слова. Такимъ образомъ минуемъ мы весь обозъ, уже черезчуръ поздно сдлать что-либо, Карнй снова пускаетъ лошадей рысью. А быкъ идетъ дальше, проходя свой долгій многоверстный путь, безмолвно уставивъ глаза и со свихнутой шеей. Намъ вдругъ становится какъ-то скверно на душ въ нашемъ экипаж, никто не будетъ, конечно, этимъ удивленъ. Но время, часы сглаживаютъ все; черезъ нсколько времени я начинаю находить утшеніе въ мысли о томъ, что есть люди, которымъ не сладко приходится. Чмъ раньше такой быкъ замучится до смерти подъ ярмомъ, тмъ лучше для него. Въ этомъ его надежда. Точно также и человкъ въ минуту страданія вспоминаетъ о томъ, что есть еще у него исходъ сдлать жизнь настолько короткой, насколько ему угодно. Ницше правъ, этотъ исходъ утшилъ въ страданіи уже не одного человка….

Часы бгутъ, время летитъ. Сказочная страна снова прекрасна.

Близъ одного водопоя считаетъ добрйшій Карнй Григорьевичъ за должное пропустить впередъ насъ чужой экипажъ. Это русское семейство. Они дутъ скоре насъ. Мы видли ихъ еще въ Корби; но, такъ какъ мы сегодня выхали на много раньше, то они не должны бы были нагнать насъ. Мы снова терпимъ отъ пыли, которую они поднимаютъ, и длается невозможно дышатъ.

Тогда я ударяю Карня кулакомъ по плечу и даю ему понять, что онъ натворилъ.

Онъ смотритъ съ минуту на насъ съ какимъ-то ужасомъ и удерживаетъ лошадей.

Онъ какъ-будто ничего не понимаетъ и попросту хочетъ хать дальше. Тогда я выпрыгиваю изъ экипажа, держу лошадей и длаю отчаянные жесты; однако его изумленіе при вид недуга, овладвшаго мною, становится все больше и больше. Онъ видитъ пыль, которая тихо и неподвижно стоитъ на томъ мст дороги, гд прохалъ экипажъ, она щиплетъ ему глаза такъ же точно, какъ и намъ, — это известковая пыль, она блымъ слоемъ покрываетъ экипажъ, но того, что мы не можемъ хать въ ея облакахъ, этого Карнй не можетъ постичь. Я долженъ держать лошадей цлыхъ пять минутъ, пока, наконецъ, становится возможнымъ хать дальше. Мн постепенно становится яснымъ, почему повелніе, царская воля такъ необходима этому великому народу.

Люди эти въ извстныхъ длахъ черезчуръ глупы, они могутъ бродить на вол въ степи и пасти овецъ, заниматься своей землей и сдлать два-три удара заступомъ. Но въ отвлеченыхъ вещахъ мозгъ ихъ слишкомъ неразвитъ….

Я внутренно даю себ слово сдлать Карню небольшой вычетъ по прізд въ Тифлисъ.

Луна свтитъ уже ярко. Пять часовъ; солнце и луна одновременно освщаютъ окрестности; въ воздух тепло. Этотъ мірокъ не похожъ ни на одинъ другой, извстный мн, и мн снова приходитъ на умъ, что я охотно остался бы здсь на всю жизнь. Мы теперь уже спустились такъ низко, что вновь начались виноградники, въ лсу растутъ орхи, а солнце съ луною свтятъ, словно соперничая.

Чувствуешь себя совсмъ безпомощнымъ при вид всего этого великолпія, если бы я жилъ здсь, то могъ бы каждый день созерцать его и бить себя въ грудь отъ изумленія. Здшній народъ выдержалъ борьбу, грозившую погубить его, но преодоллъ все, онъ силенъ, здоровъ, цвтущъ, и доходитъ нын численностью до десяти милліоновъ. Разумется, кавказцу незнакома игра на повышеніе и пониженіе на бирж Нью-Іорка, его жизнь не есть бгъ взапуски, онъ иметъ время жить и можетъ стряхнуть съ дерева свою пищу или зарзать овцу, чтобы добыть себ пропитаніе.

Но разв европейцы и янки не люди боле высокаго разбора? Богъ всть. Только Богъ, и никто другой знаетъ это, настолько это врно. Нкоторые велики только потому, что окружающая ихъ обстановка мала, потому что столтіе мелко, несмотря ни на что. Я думаю о великихъ именахъ, исключительно въ предлахъ моего собственнаго призванія, о цломъ длинномъ ряд именъ, сочленахъ пролетаріата. Я охотно промняю дюжину ихъ единственно на коня при Маренго. Достоинства имютъ перемнную цну: ореолъ театральной славы здсь соотвтствуетъ блестящему поясу тамъ, и обоихъ поглощаетъ время, обоихъ время размниваетъ на другія цнности. Кавказъ, Кавказъ! Не напрасно черпали изъ твоихъ источниковъ величайшіе гиганты поэзіи, какихъ только знаетъ міръ, великіе русскіе поэты.

Шесть часовъ. Мы теперь на дв тысячи метровъ ниже, чмъ высота Дарьяльскаго ущелья. Солнце зашло, свтитъ одна луна, здсь тепло и томительно тихо.

Дорога вдругъ начинаетъ вновь подниматься, и мы демъ шагомъ. Горы становятся ниже, он превращаются въ длинные хребты, надъ которыми высоко плывутъ облака. Сильно темнетъ. Мы подъзжаемъ къ станціи Анануръ.

* * *