Однако театральную литературу предоставляютъ они всего охотне иностраннымъ писателямъ. Люди приходятъ и уходятъ. Входитъ компанія нмцевъ, усаживается невдалек отъ моего столика, громко болтая за бутылкою пива и безпрестанно восклицая: «Donner-wetter» или «Famos». По д и напиткамъ, которые имъ подаютъ, я вижу что они намреваются сидть долго и длаю потому служителю знакъ, чтобы онъ отодвинулъ мой приборъ въ глубину залы, поближе къ деревьямъ садика; однако онъ не понимаетъ меня. Тогда одинъ изъ нмцевъ весьма любезно спрашиваетъ, что мн угодно, и я вижу себя вынужденнымъ воспользоваться его помощью. Мой столикъ отодвинутъ, но я забылъ поблагодарить нмца, и поэтому пришлось опять итти назадъ черезъ всю залу.
Кельнеръ подаетъ мн мясо. Собственно говоря, мн кажется немыслимо сть что-либо посл щей, но кельнеръ, вроятно, правъ, предполагая, что лишь человкъ, какъ слдуетъ повшій, достаточно долгое время остается выносливымъ. Мн хочется курить и выпить кофе, и я получаю, какъ папиросы, такъ и кофе, при чемъ мн приходится объясняться знаками не боле разу.
За однимъ изъ столовъ сидитъ цлое общество, повидимому, одна семья, состоящая изъ отца, матери, двухъ сыновей и одной дочери. У молодой двушки темные огромные глаза, серьезные и глубокіе, въ которыхъ отражается ея внутренній міръ. Руки ея велики и длинны. Я смотрю на нее и подыскиваю выраженіе, которымъ бы могъ охарактеризовать ея существо и образъ: она вся нжность. Сидитъ ли она тихо, наклоняется ли въ сторону, или смотритъ на кого-либо, въ каждомъ движеніи сквозитъ нжность. Взглядъ ея глазъ открытъ и мягокъ, какъ взоръ, бросаемый кобылицею на своего жеребенка. Я читалъ, что у славянъ выдающіяся скулы и вс они обладаютъ этой особенностью; крупныя скулы длаютъ ихъ лица похожими на лошадиныя, но на нихъ интересно взглянуть. Вскор глава семейства расплачивается, и вся компанія удаляется.
Я остаюсь сидть за своимъ сплошь уставленнымъ столикомъ, и кельнеръ ничего не принимаетъ. Это и хорошо; если мн все-таки въ конц концовъ захочется състь кусочекъ мяса, мн не будетъ въ этомъ отказано. И дйствительно, я начинаю поглядывать на ду; кто будетъ уврятъ меня, что кофе и табакъ неумстны при этомъ? Коротко сказать, я здсь самъ себ господинъ и могу принять любое ршеніе. И я храбро приступаю къ мясу.
Сижу и чувствую себя какъ дома, совершенно въ своей стихіи. Это самый уютный ресторанъ, въ которомъ я когда-либо бывалъ. Вскор я встаю съ мста, подхожу къ икон, кланяюсь передъ ней и трижды крещусь, совсмъ такъ, какъ, видлъ я, длаютъ это другіе. Никто, ни слуги, ни постители не обращаютъ на это вниманія, и я не ощущаю ни малйшаго смущенія, когда снова возвращаюсь на свое мсто. Единственное испытываемое мною чувство это — радость, что я нахожусь въ этой великой стран, о которой столько читалъ. Все это выражается внутреннимъ ликованіемъ, котораго я въ настоящую минуту не имю малйшей охоты обуздывать. Я начинаю напвать, не желая тмъ никого оскорбить, а единственно для того, чтобы порадовать себя самого. Я взглядываю на масло, стоящее на моемъ столик и вижу, что оно было отжато руками, на немъ ясно видно два явныхъ оттиска пальцевъ. Ничего, думаю я, на Кавказ можетъ случиться и хуже; масло нжный товаръ. Самъ того не сознавая, провожу я нсколько разъ вилкой по маслу, чтобы сгладить слды пальцевъ. Затмъ я ловлю себя на такой психологической непослдовательности и не поддаюсь дальнйшимъ внушеніямъ.
Я могъ бы еще гораздо дольше посидть въ ресторан, но подошелъ нмецъ и спугнулъ меня. Онъ хотлъ пройти за загородку въ садъ и мимоходомъ заговорилъ со мною, предлагая мн свою дальнйшую помощь въ случа нужды.
Онъ необыкновенно любезенъ, и я долженъ быть очень благодаренъ этому человку, но онъ принижаетъ меня и возвращаетъ на землю. Какъ только онъ уходитъ, я расплачиваюсь и произношу слово, которому научился еще въ Финляндіи: извозчикъ, а служитель тотчасъ же доставляетъ дрожки его превосходительству.
Кучеру я говорю: вокзалъ. Но въ Москв пять вокзаловъ, и кучеръ спрашиваетъ: который? Я длаю видъ, что вспоминаю. Такъ какъ это продолжается черезчуръ долго, то кучеръ начинаетъ угадывать, и когда доходитъ до Рязанскаго вокзала, я подтверждаю и говорю: да, онъ и есть. Кучеръ везетъ меня туда и крестится трижды на каждую церковь, мимо которой мы прозжаемъ, и на каждыя ворота, гд есть образъ.
Я имю лишь смутное представленіе, что мн нужно именно на Рязанскій вокзалъ, но, по нечаянности, оказываюсь правъ. Дохавъ до него, я уже безъ труда нахожу свою гостиницу.
III