Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Гуманное и доброжелательное отношение К. А. Шмидта ко всем национальностям ярко выразилось после введения нового городового положения 1890 года, по которому евреи были почти устранены от участия в городском самоуправлении.

Еврейское население в первое время решило совершенно бойкотировать городскую думу. К этому времени под влиянием новых веяний и настроений состав гласных думы оказался явно реакционным и антисемитским. Но во главе городского самоуправления всё же оставался К. А. Шмидт, против которого не решались ещё выступить даже наиболее правые и реакционные элементы.

Он продолжал пользоваться уважением даже у своих политических противников.

В этот тяжёлый период К. А. нисколько не изменил прежнего курса и своего отношения к евреям. Он был по-прежнему их доброжелателем и заступником. Не имея своих представителей в думе, евреи обращались со всеми своими нуждами и ходатайствами непосредственно к К. А. Шмидту и неизменно находили в нём стойкого защитника своих прав. Имя Карла Александровича Шмидта стало настолько популярным и любимым в еврейской массе, что, говоря о нём, евреи никогда не называли его по фамилии, а только по имени и отчеству, а часто даже любовно по имени.

Реакция росла, и с каждым годом управление городом в этих условиях становилось для К. А. более тяжелым. Усиление национальной нетерпимости, преследование евреев и армян и политический гнёт, достигшие при Плеве апогея, действовали удручающим образом на благородную и чуткую душу К. А. и делали для него почти невыносимым бремя управления городом.

Погром окончательно надломил его силы. Когда разразился погром, евреи по обыкновению прибежали к своему постоянному заступнику Карлу Александровичу Шмидту, и этот когда-то сильный и властный человек разрыдался, как ребёнок, сознавая своё бессилие. Всё же он делал, что мог: уже 9 апреля Шмидт созвал чрезвычайное собрание думы, которая под его давлением послала телеграфное настойчивое ходатайство Плеве о принятии решительных мер против повторения беспорядков. К. А. открыл подписку в пользу пострадавших евреев и внёс свою лепту. Он посещал больницу, обходил раненых и увечных и говорил им слова утешения. Он справлялся о нуждах больницы и по мере возможности удовлетворял их.

A атмосфера в городской думе все сгущалась. На арену выступил новый гласный, «знаменитый» Крушеван, и он обвинял и думу и управу и косвенно самого городского голову в бесхозяйственности и даже в злоупотреблениях.

Привыкший в течение многих лет к всеобщему и вполне им заслуженному уважению, К. А., обессиленный, не мог выдержать этих грязных нападков и 14 сентября 1903 г. через 5 месяцев после погрома, подал в отставку, не закончив срока своих полномочий.

И дума отставку приняла!

Постепенно стали забывать о К. А…

Последние годы своей жизни К. А. провел вдали от общественной работы, прикованный болезнью к постели.

Но в 1926 году, когда после почти десятилетнего перерыва было восстановлено в Кишинёве городское самоуправление, наконец вспомнили о Карле Александровиче Шмидте, и 31 марта избранная коммунальным советом делегация в составе примаря227 Себастиана Теодореску, члена совета Ф. М. Станевича и меня, а также Генерального секретаря примарии A. К. Сибирского посетила К. А. Примарь прочёл адрес, в котором отмечались выдающиеся заслуги Карла Александровича пред городом и было приведено постановление коммунального совета об увеличении ему пенсии.

Я в своей речи между прочим подчеркнул тот факт, что в делегации участвуют люди различных национальностей и возрастов, и в этом надо видеть символ того, что всё население города, без различия национальности продолжает чтить Карла Александровича и помнит его исключительные заслуги.

Карл Александрович, тронутый до слёз, благодарил делегацию и коммунальный совет.

Заканчивая свои воспоминания о Карле Александровиче Шмидте, я хочу привести несколько строк из последнего полученного мною от него письма, помеченного 2 апреля того же, 1926 года. «В моей прошлой деятельности я всегда прислушивался к Вашему мнению и вижу, что в этом случае шёл по правильному пути, имея общий с Вами идеал человека без различия национальности и религии. Сознание это меня несказанно радует».

Больше я Карла Александровича не видел, а через два года после этого его не стало.

Карл Александрович тихо скончался 9 апреля 1928 года.

* * *

Николай Антонович Дорошевский родился в 1857 г. Среднее образование получил в Одесской Ришельевской гимназии, по окончании которой поступил на естественный факультет Новороссийского университета. По окончании университета занял место преподавателя физики в Одесском реальном училище. Видный одесский врач д-р Бардах, гимназический и университетский товарищ Николая Антоновича Дорошевского, так характеризует последнего в своем надгробном слове:

«Я знал Н. А. мальчиком, юношей, зрелым мужем; менялся его физический облик, но не менялась благородная сущность его души; пламя любви, заложенное в благородное сердце мальчика, с годами разгоралось всё ярче».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука