В союзе с утопией. Смысловые рубежи позднесоветской культуры

Подобная манифестация субъектности предполагает свой вариант работы с темой зависти: «Завидуйте нам, / потомки! / Не стоит хитрить, / будто мы вам / не очень завидуем. / Но зависть такая / бессильной / не кажется пусть!» (Там же). Зависть инвертируется, приписывается потомкам (прием, в принципе, распространенный в публичных дискурсах «оттепели»), а затем возвращается обратно и принимается как собственное чувство, уже укрепленное признанием смысла и ценности настоящего.

В этом ракурсе отчетливо видно, почему тексты с «личной формой глагола» так легко делались объектами пародирования; их специфическая беззащитность перед ироничным взглядом – цена, заплаченная за право присутствовать в стерильных дискурсах, для такого присутствия не предназначенных, по сути рассчитанных только на идеальное, высокое, героическое «я».

* * *

Итак, содержащееся в третьей Программе партии обещание – «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» – было воспринято в совершенно особом, специфичном именно для рубежа 1950–1960-х годов контексте. Такой контекст возникал на пересечении прагматичной риторики «завтрашнего дня», доминировавшей в «дооттепельные» годы, и абсолютно несовместимых с этой риторикой, но уже успевших утвердиться в «оттепельном» публичном пространстве образов предельно и даже запредельно далекого, трансцендентного, утопического будущего. Дискурс государственного планирования начинает включать в себя элементы тех аффективно заряженных нарративов о грядущем коммунизме, которые были характерны для утопий 1920-х, однако скорее имитирует их, чем реанимирует. По сути, революционная эсхатология имитировалась на фоне нормализации и стабилизации конструкций социальной реальности. Продолжением этой гибридной модели становятся многочисленные дискуссии об энтузиазме, новом человеке, человеке будущего – подобные сюжеты приобретают некоторую проблематичность, в них аккумулируются противоречивые ожидания: от «нового человека» требуется выглядеть идеальным и в то же время реальным.

Парадоксальная модель дальнего и при этом близкого будущего, вероятно, в самом деле могла вызывать воодушевление, но эффект оказался недолговечным. Безупречный коммунистический мир сохраняет (а возможно, и упрочивает) свой трансцендентный статус – скорая встреча с будущим откладывается.

Часть 3 Конструирование реальности: смысловые ресурсы и подручные средства

И все здесь, наверное, пронизано радостным ощущением осмысленности жизни.

Герберт Уэллс. «Люди как боги». (Перевод И. Гуровой)

1. «Мы живем в эпоху осмысления жизни»: журнал «Юность» и конструирование «поколения шестидесятников»

УЛИЦЫ МОЛОДОГО ГОРОДА

Журнал «Юность», основанный в 1955 году, безусловно сыграл значительную роль в переопределении функций советской молодежной периодики и в пересоздании института молодости в целом. На страницах журнала активно конструировались образы «советской юности» и «поколения шестидесятников» – как я намереваюсь показать, это поколение начинает изобретаться раньше, чем его представители успевают заявить о себе. Разумеется, параллельно подобное конструирование в той или иной степени предпринималось и в других центральных и региональных изданиях, адресованных «молодежи и юношеству» (нередко силами одних и тех же авторов), однако «Юность» очень скоро начинает лидировать в осуществлении этой миссии, потеснив и более официальную «Комсомольскую правду» (которая в силу газетного формата была перегружена новостными задачами), и более инертную «Смену», на рубеже 1950–1960-х годов занимавшую скорее второстепенное место по отношению к «Юности» и нередко даже пытавшуюся ей подражать.