В стороне от морских дорог

«Витязь» шел путем, которым, вероятно, не проходил еще ни один корабль. Капитан И. В. Сергеев не покидал мостика. У эхолотов непрерывно дежурили, тотчас же докладывая об изменении глубин. А они менялись прямо-таки фантастически: от нескольких сот до нескольких десятков метров в течение каких-нибудь пяти минут хода корабля. На мачте постоянно находился вахтенный штурман с биноклем, зорко наблюдая за изменением оттенков воды, которая над рифами обычно нежно-зеленого цвета.

— Вижу мель, — докладывает штурман, и капитан немедленно дает сигнал машине «стоп», а затем корабль, бурля винтами, отрабатывает задний ход. Опять новый курс. Так, непрерывно маневрируя, «Витязь» двигался через рифы Луизиады. Ночью пришлось встать на якорь, но как только занялся день — снова в путь. Наконец пройден узкий проход в отроге барьерного рифа, и «Витязь» очутился в Коралловом море. А вскоре показался и коренной берег Новой Гвинеи.

Причудливо извивающаяся пенная полоса протягивается вдоль берега, показывая положение барьерного рифа. Где-то здесь в коралловом барьере — проход Базилиск. Но где? Разрешая наши сомнения, через едва заметный разрыв в полосе пенящейся воды проскочил катер лоцмана. Белый, совсем игрушечный на вид, он, весело прыгая на волнах, быстро приближался к нам и вскоре мягко ткнулся в борт «Витязя» у спущенного трапа. Пожилой и немного грузный лоцман — англичанин в шортах и белых чулках — ловко взобрался по трапу и поднялся на мостик.

На белом поплавке-катере — моряки-меланезийцы в непринужденных позах, свойственных морякам любой части света. Они с любопытством рассматривают первый советский корабль, посетивший эти воды, а на «Витязе» то и дело щелкают затворы фотоаппаратов: еще бы — первое знакомство с жителями этого удивительного острова.

За кормой закипела вода, потянулся пузырчатый след, и вскоре мы уверенно вступаем в проход барьерного рифа. По обоим бортам под слоем булькающей и шипящей, как нарзан, воды угадываются белые массивы рифа, обнажающегося кое-где в отлив. Под защитой этой подводной преграды, над которой вздымались и бессильно гасли океанские волны, чуть-чуть покачивались на зыби лодки рыбаков и ловцов жемчуга.

Мелководная акватория за барьерным рифом, примыкающая к берегу и протянувшаяся от Порт-Морсби до залива Оранжери, изобилует жемчужницами, и иногда здесь скапливаются целые флотилии ловцов жемчуга.

Обогнув холмистый мыс, покрытый поблекшим кустарником и редкими деревьями, «Витязь» вошел в бухту. После неумолчного грохота океана и упругого, звенящего ветра стало неожиданно тихо и душно, как перед грозой, но раскаленное небо светилось безоблачной синевой.

И хотя надвигался дождливый сезон, на нас за все время пребывания в Порт-Морсби не упало ни единой капли из полагающихся 900 миллиметров с лишним осадков за этот период.

В горячем и влажном воздухе отчетливо слышалась работа судовых двигателей, но вот все смолкло: «Витязь» подходит к пирсу, где толпится пестрая группа полицейских-меланезийцев, чиновников-англичан, портовых рабочих меланезийцев и папуасов. За пирсом вдоль берега протянулись приземистые портовые сооружения, склады копры, еще дальше пальмы, сквозь которые проглядывают белые двухэтажные дома города.

Признаться, многие из нас и не подозревали о существовании этого небольшого тропического города, административного центра обширной области Папуа и Новой Гвинеи. Не удалось нам установить и дату возникновения города. Миклухо-Маклай, посетивший эти места в 1874 году, записал в своем дневнике: «14 февраля прибыли в деревню Аупата, находящуюся у большой бухты, обозначенной на карте под именем Порт-Морсби». Очевидно, из этой деревни и вырос постепенно современный город Порт-Морсби.

Связанные с нашим приходом формальности заняли немного времени, и вскоре мы вступили на новогвинейскую землю. Порт-Морсби — вернее, его деловая часть — располагается на перешейке холмистого полуострова. Сразу за портом начинается главная улица. На двухэтажных домах пестреют вывески различных деловых контор, банков, учреждений, магазинов, баров, отелей.

Другим концом главная улица упирается в барьер кокосовых пальм и панданусов[24], между стволами которых виднеется ослепительная синева океана и белеет песок пляжа. И здесь же столбик, жестяная дощечка с возмутительной надписью: «Только для европейцев». Налево разветвление маленьких улочек, взбегающих по склонам холма Туагуба. Зелень садов, заросли кустарника обрамляют нарядные бунгало — это жилые кварталы.

Два меланезийца с трудом катят в гору тележку с какими-то мешками. Улица очень узка, и вынырнувший из-за поворота лимузин не может проехать. Не так-то легко маневрировать тяжелой тележкой: улица оглашается нетерпеливыми сигналами. Из машины выскакивает длинный англичанин с липом кирпичного цвета и неожиданно высоким срывающимся голосом кричит на меланезийцев. Вот тебе и традиционная английская сдержанность!

Садится солнце, и на сразу потемневшем небе вспыхивает россыпь золотых звезд. Улицы пустынны, тихо, редкие фонари вырывают у мрака участки дороги.