Мы проходимъ всю Софійскую мечеть вдоль и поперекъ, часто возвращаясь къ студентамъ. У насъ явилось подозрніе: не нарочно ли они такъ сидятъ, чтобы похвастаться передъ иностранцами своимъ увлеченіемъ кораномъ; тогда мы попросили нашего проводника на нкоторое время отстать отъ насъ, и, тихо подкрадываясь къ нкоторымъ студентамъ, стали незамтно за ними наблюдать, но они учатся безъ перерыва, качая въ тактъ головою, какъ дти, за своими уроками. Среди нихъ мы увидали юношу необыкновенной красоты. Онъ былъ простоволосъ, его рубашка и его ентари были открыты на груди до пояса; форма его головы была удивительно красива. Посл долгаго промежутка времени, пока мы стояли притаившись, онъ вдругъ поднялъ глаза, направилъ свой взглядъ на наши лица и продолжалъ шевелить губами, будто самъ себя спрашивалъ урокъ. Я никогда этого не забуду. Этотъ горящій взглядъ шелъ изнутри и проходилъ далеко мимо насъ; потомъ онъ вновь углубился въ книгу и врядъ ли насъ замтилъ. Если бы мы были даже коронованными особами въ полномъ блеск, и тогда бы онъ остался равнодушнымъ къ нашему присутствію. Мы думаемъ, что ему, быть можетъ, мшаетъ насъ видть перекрестный свтъ мечети. Начинаемъ проврять; одинъ изъ насъ подходитъ вплотную къ молодому человку, другой остается на мст. Но мы ошиблись: свтъ падаетъ превосходно. Такъ значитъ, то, что ослпляло его глаза, было непреодолимое желаніе узнать слова пророка. Онъ сидлъ и училъ ихъ наизусть. Триста милліоновъ людей живутъ на земл съ такимъ же желаніемъ, какъ и онъ. Пророкъ не всегда ясно выражался, языкъ его видній часто высокопаренъ и теменъ. Но слова его не примняются къ повседневности, не истолковываются каждымъ болтливымъ священникомъ. Слова пророка читаются вслухъ и больше ничего. Затмъ ихъ стараются воспринять. Нашъ пророкъ также не всегда ясно выражался. Ученики его не понимали. И, когда они спрашивали его мнніе о высокихъ и святыхъ вещахъ, онъ давалъ имъ отвты, не всегда для нихъ понятные. Таинство не должно быть понятно, оно не для развлеченія. Но, если хочешь затемнить самое представленіе о священныхъ предметахъ, то нужно «объяснять» таинство, сдлать его доступнымъ пониманію церковной публики, его американизировать.
Проводникъ настаиваетъ на томъ, что намъ надо вернуться теперь въ отель и пость. Объ этомъ не можетъ быть и рчи! ведите насъ въ турецкую харчевню. Туда очень далеко! говоритъ проводникъ. Ну такъ что же? подайте сюда двое носилокъ, мы хотимъ совершитъ этотъ путь на турецкій манеръ! Проводникъ подходитъ съ нами къ экипажу, запряженному парой лошадей. Безъ дальнйшихъ разговоровъ онъ приказываетъ кучеру везти насъ черезъ мостъ Галата. И мы садимся разочарованные. Мы мечтали о носилкахъ съ полнымъ эскортомъ евнуховъ, о глашата, который пролагалъ бы жезломъ намъ дорогу; такъ, говорятъ, бываетъ въ большихъ городахъ Египта. Но здсь мы должны были хать въ обыкновенномъ экипаж… Мостъ необыкновенно длиненъ и качается отъ усиленнаго движенія, какъ качели. При възд на мостъ мы должны заплатить извстную сумму, идущую на починку моста. На мосту масса экипажей, еще больше пшеходовъ. Красныя фески пестрятъ толпу, куда только хватаетъ глазъ. Это выглядитъ очень оригинально, голова къ голов, вс двигаются — длинный потокъ, на которомъ плывутъ красные маки. Мы прозжаемъ мостъ и попадаемъ въ смшанную часть города. Здсь преобладаетъ, главнымъ образомъ, тюрбанъ. Кучеръ нашъ съ удивительной ловкостью лавируетъ среди этой толпы. Мы демъ со всей скоростью, которую позволяетъ состояніе улицы, и прізжаемъ въ тихій кварталъ. Здсь сады, цлыя рощи акацій, дома съ зелеными ршетками на окнахъ и балконахъ — мы въ царств гаремовъ. «Здсь живетъ мать султана», объясняетъ намъ проводникъ. Отсутствіе часовыхъ, отсутствіе какой либо роскоши, домъ съ ршеткой передъ нимъ — это и есть дворецъ. Тутъ же рядомъ дворецъ сестры султана. Т же ршетки. Подъзжаемъ къ гарему губернатора. Домъ этотъ напоминаетъ замокъ; губернаторъ богатъ, у него сорокъ женъ. Нашъ грекъ качаетъ головой въ знакъ того, что его воззрніе, воззрніе христіанина, сводится къ тому, чтобы имть одну жену. Подъзжаемъ къ ресторану. Оказывается, что грекъ привезъ насъ къ своимъ землякамъ, которые содержатъ здсь харчевню. Это скучнйшее заведеніе на европейскій ладъ съ лакеями въ смокингахъ съ атласными отворотами. Но теперь ужъ ничего не подлаешь и мы, по примру нашего проводника, начинаемъ сть. Но мы быстро кончаемъ съ этимъ. «Что теперь?» спрашиваемъ мы проводника. «Вы можете оставаться, а мы хотимъ ухать». «Моя обязанность васъ сопровождать», говоритъ онъ: «у насъ сегодня на очереди воющіе дервиши. Но сейчасъ еще слишкомъ рано, мы можемъ пока отправиться на базаръ».