Эллины сжигали своихъ мертвецовъ прежде, чмъ похоронить ихъ. И на гробницахъ они выскали генія, который ногой тушилъ факелъ. Такова жизнь, она горитъ и гаснетъ, какъ факелъ. Іудеи и христіане погребаютъ своихъ покойниковъ, не сжигая ихъ, такъ какъ они должны воскреснуть изъ мертвыхъ. Погребеніе придумано, вроятно, для облегченія умершаго, чтобы онъ могъ скорй узнать себя на томъ свт, но вдь втеръ разноситъ земной прахъ во вс стороны вселенной!.. Заратустра училъ, что трупы должны предоставляться на съденіе хищнымъ птицамъ. Когда люди умираютъ въ домахъ, говоритъ онъ, то большія птицы спшатъ слетть съ горныхъ вершинъ въ долины. Онъ спрашиваетъ Ормузда, что есть третье, что не нравится нашей земл и лишаетъ насъ ея милости! И Ормуздъ отвчаетъ: третье есть то, что вы роете могилы и хороните въ нихъ трупы людей. Только одни египтяне не хотли признавать уничтоженія въ какой бы то ни было форм. Они хоронили своихъ покойниковъ, бальзамируя ихъ, превращая ихъ въ статуи, и въ такомъ вид передавали земл, но Магометъ сказалъ: «на кладбищ богатая растительность.» Онъ имлъ въ виду жизнь. Мы глядимъ на вс эти гробницы. Нкоторыя изъ нихъ въ своихъ украшеніяхъ или рзьб прямо произведенія искусства. На всхъ камняхъ — изреченія изъ Корана, нкоторыя насчены золотомъ. На верху главнаго монолита высчены тюрбанъ или феска; иногда тюрбанъ зеленаго цвта, это знакъ высшаго почета. Могилы женщинъ также имютъ монолиты, но на нихъ нтъ тюрбановъ и нтъ зеленой краски, т. е. имъ не оказываются высшія почести. Мертвые покоятся въ богатой стран. Они сами ее обогащаютъ. «На кладбищ богатая растительность». Покойники сами заботятся о созданіи себ здоровой и чистой обстановки, богатой растительности, плодородной земли, на которой все можетъ расти. Они лежатъ и какъ будто смются съ безумнымъ комизмомъ и непоколебимо проводятъ великую мысль: гигіену трупа. Тише! — въ стран мертвецовъ не разсуждаютъ!.. Тамъ дальше, позади насъ, шумитъ пальмовая роща; у зонтиковыхъ пальмъ настолько широкіе листья, что они всегда слегка шелестятъ, какъ бы тиха ни была погода, и потому изъ такой рощи постоянно доносится легкій шелестъ. Этотъ шопотъ, эти широкіе листья и вообще все окружающее длаетъ насъ молчаливыми. Мы сидимъ и мысленно уносимся къ чему-то знакомому, въ страну, въ которой мы когда-то бывали, къ событію, случившемуся во сн или въ нашей прошлой жизни. Нашей колыбелью, быть можетъ, былъ лотосъ, который качался въ стран пальмъ…
Мы поднимаемся и уходимъ. Навстрчу намъ попадаются два человка, которые несутъ носилки. Я снимаю шляпу и держу ее въ рук; эти два человка насъ не трогаютъ и спшатъ дальше. Они несутъ бднаго покойника, не въ гробу, а прямо на носилкахъ, на немъ нтъ даже покрывала съ заклинаніемъ о воскресеніи изъ мертвыхъ, и плакальщицы его не провожаютъ. Эти два человка относятъ свою ношу въ о одаленнйшій уголъ кладбища и опускаютъ ее на землю. Потомъ начинаютъ рыть могилу. Мы смотримъ наверхъ; тамъ высоко въ воздух кричатъ хищныя птицы. Что это за птицы? Это коршуны. Они кружатся надъ Эйюбомъ, видятъ носилки, чуютъ запахъ разложенія, фосфорную кислоту и подаютъ другъ другу сигналы. Они не летаютъ открыто, какъ ястреба, а тихо крадутся въ воздух. Дло теперь зависитъ отъ того, насколько глубоко эти два человка закопаютъ свою ношу.
Передъ главнымъ входомъ останавливается экипажъ и мы слышимъ голосъ, который кричитъ: «Алло! Наконецъ-то я васъ нашелъ!» Это нашъ проводникъ. Это нашъ ужасный грекъ, отъ котораго никакъ не можемъ избавиться. Онъ нашелъ насъ при помощи разспросовъ, начиная съ кассы, гд продаются билеты, до самаго Эйюба. «Извольте садиться», говоритъ онъ, и мы садимся. «Къ воющимъ дервишамъ!» Мы сразу очутились въ город и возвращаемся къ жизни. Еще разъ оглядываемся назадъ и видимъ ястребовъ и вершины неподвижныхъ кипарисовъ… По дорог намъ встрчаются три фигуры, странный головной уборъ которыхъ приходилось уже видть на Восток. Это воющіе дервиши; они идутъ въ мечеть. Прохавъ небольшое разстояніе, мы выходимъ изъ экипажа, отпускаемъ кучера и идемъ пшкомъ вслдъ за этими тремя чудаками. У нихъ были серьезныя, добродушныя лица и они шли, молча, своей дорогой. Въ ихъ одежд не было ничего бросающагося въ глаза: коричневый балахонъ, облегающій туловище съ ногъ до головы, и поясъ вокругъ стана. Но за то шляпы были прямо чудовищны по вышин; формой он напоминали сахарную голову. Он сдланы изъ сраго войлока, жесткаго и плотнаго; нужно особое искусство, чтобы носить такую шляпу. Дервиши — магометанскіе монахи. Жизнь свою они проводятъ, или странствуя по Турціи и Ирану, или живя общинами въ монастыряхъ подъ началомъ настоятеля. По примру монаховъ Запада они длятся на ордена, есть танцующіе, воющіе, плавающіе, прыгающіе дервиши; каждый орденъ иметъ свое ремесло и тмъ, что это ремесло доводится ими до высшаго сумасшествія, они думаютъ выслужиться передъ Богомъ. Это мученики религіи, которые берутъ на себя грхи всего народа и бичуютъ себя за нихъ.