В сумерках близкой весны

Лена переживала. Она до сих пор не могла забыть о том, как напилась племянница на дне рождения Андрюши Обидина. Марату не поможешь, он сделал свой выбор, но вот Оля! Оказывается, она заходит к Обидиным, сидит с Натальей и разговаривает о чём-то. О чём с ней можно разговаривать?

– Хорошо, я постараюсь. Постараюсь поговорить с ней.

Но Анжела не знает, что сказать дочери. Запрещать нельзя, она взрослая. Расстроилась из-за смерти Жени, вот и ходит к его матери. Возможно, так легче переживать. Ведь у обеих общее горе.

Это неприятно. Ольга всегда раздражалась на Наталью, а теперь дружит. Это новость. Анжела и подумать не могла. И опять появилось раздражение на дочь. Ну куда её несёт? Лена продолжает спрашивать про Ундюгерь. Оказывается, у Натальи планы на её квартиру. Ведь Женя ремонт там делал, деньги вкладывал.

– Они хотят убедить её вернуться в деревню к родителям, к бабушке. Там дом есть. Всё её будет. А квартира для Ани с мальчиком.

– Что за глупость?

– Невыносимо!

– Им места мало? – Анжела потрясена. И снова вспоминает траурный венок. И испытывает ужас.

– Им всегда всего мало. А квартира у Ундюгерь в хорошем районе. Наталья говорит, что теперь девочке не для кого жить, надо вспомнить о родственниках и вернуться к ним. А квартиру оставить Ане, якобы Женя это бы одобрил. Ты представляешь, Анж? Не для кого жить! И Марат с ними заодно!

– Не могу поверить.

– Ты вспомни, как он работу потерял! Они, мать и дочка, прятали рукавицы, не давали рабочим, вымогая у них деньги! Хочешь рукавицы – плати! Не хочешь платить – работай голыми руками. Потом до остального дошло, инструменты – дефицит! Придумали прайс цен на то, что должны выдавать бесплатно! Вот Марат и полетел по собственному желанию. А они остались. Говорят, продолжают приторговывать, но не так нагло, как при Марате.

– Лен, противно!

– Очень противно, Анж! И все им что-то должны! И надо брать там, где плохо лежит! Ну что за логика такая! Костя пытается защищать брата, а я не могу больше терпеть! Ужасно это! Ужасно! Если им удастся девчонку на улицу выгнать, то я не стану молчать! Не стану! Куда ей ехать? От неё же ещё в детстве отказались! Какие близкие люди? Нет их! Женька с Антошкой – вот и все её близкие люди. И сейчас уехать от их могил? Навсегда память потерять!

– Я думаю, до этого не дойдёт.

Разговор расстроил её. Анжела попрощалась с Леной и легла спать, отвернувшись к стене. Ольга смотрела телевизор, потом с кем-то снова разговаривала по телефону. Сон не шёл к Анжеле. Она думала о том, что происходит. Подозревала, что Ундюгерь в опасности. Но не могла решить для себя, стоит ли вмешиваться в это дело. Она никогда не любила вмешиваться. Часы показывали два часа ночи, когда она провалилась в глубокий сон.

5.

У Ундюгерь был борщ и свиные котлеты. К чаю шоколадные пирожные. Она сидела в кресле у окна и вязала носки, ждала, пока Анжела придёт.

– Я не рано?

– Нет! Я проснулась в пять утра. Ждала вас.

– Как спала?

– Хорошо. Мне ничего не снилось.

– Значит, спала крепко.

Анжела приняла приглашение пообедать. Не хотелось огорчать Ундюгерь, которая старалась. Они включили радио и слушали классическую музыку. Разговор начался неожиданно.

– Марат приходил, принёс цветы.

Анжела быстро взглянула на вазу, которая стояла на окне. Букетик тюльпанов. Скоро восьмое марта. Ундюгерь была грустна, собрала волосы в хвост и стала казаться ещё моложе и беззащитней.

– Что он хотел?

– Сочувствовал, что я осталась одна. Предлагал помощь с переездом. Он считает, что мне будет лучше с бабушкой.

– А сама ты что думаешь?

– Ничего не думаю. Но Марат хороший человек, он помочь хочет. Ему меня жалко. Он так говорит. Даже слёзы у него в глазах блестели.

– Не слушай его, – нахмурилась Анжела.

Борщ был вкусным и котлеты. Анжела давно так не объедалась. Как Ундюгерь удаётся оставаться стройной при таком питании? Хотя она ест, как птичка. Сразу видно, обед готовила для гостьи. Это тронуло Анжелу.

– А вы не считаете, что мне надо уехать?

– Зачем тебе уезжать? Ты – взрослая, самостоятельная. Справишься. Вот поправишься, выйдешь на работу.

– Подруги так же говорят.

– Вот видишь.