Ундюгерь вздохнула. Конечно, она не собиралась показывать того, что боялась переезда. Отец, мама – кто эти люди для неё? Бабушка! Строгая старуха с хитрым, хищным взглядом, презирающая её. Ундюгерь никому не собиралась рассказывать о своей жизни. Годы в детском доме не такие уж и плохие. Она хорошо училась, расцвела в этой новой среде, где много людей. А ведь поступила туда сопливой, грязной, испуганной, в разбитых очках, вшивая, заикающаяся и нелюдимая. Над ней не смеялись, она нашла друзей. Педагоги старались помочь. Она полюбила английский язык и литературу. В двенадцать лет прочитала «Анну Каренину» и всё поняла. Мечтала стать Кити Щербацкой и полюбить Лёвина. А в тринадцать был Гюго с «Отверженными» и «Хижина дяди Тома». Любимые книги, которые она перечитывала по несколько раз. А у родителей не было книг. Грязный дом, сломанная мебель и кислый запах самогона. Когда она была маленькая, её забыли в лесу. Она вышла к людям через три дня. Её никто не искал. Даже бабушка, которая никогда не выпивала. Соседка пожаловалась в службу опеки. Ундюгерь не боялась новой жизни в детском доме. Эта жизнь показалась ей прекрасной и светлой, а люди добрыми. Со временем исчезли из памяти тоскливые воспоминания.
Радовалась, когда ей дали квартиру, предложили работу в библиотеке. Прекрасная жизнь! Прекрасный новый город! Масса впечатлений! Много друзей, которые помогали обклеивать стены обоями и вешать люстру. А потом пили томатный сок и ели пиццу.
Ундюгерь всегда писала письма маме. Это – заведённая традиция. А мама отвечала. Письма были хорошие, пронизаны сочувствием и чувством вины. Так казалось Ундюгерь. Мама приглашала приехать в гости. И Ундюгерь собралась…
Обед был закончен. Анжела помогала мыть тарелки и убирать их на место. В квартире Ундюгерь уютно. Ничего лишнего, всё на своих местах. Чисто и пыли нет, будто не существует. Анжела ненавидит пыль, с ней приходится бороться, она берётся из ниоткуда и очень раздражает.
– А подруги к тебе не приходят?
– Нет.
– Почему?
– Я не хочу.
– Ты не думала о том, что они могли бы помочь?
– Думала. Но я же была уверена, что умираю…
– Ты хотела встретить смерть в одиночестве?
– Да. Они часто звонят по телефону. Я всегда отвечаю. Просто не зову в гости и сама не хожу.
– Теперь-то всё изменится?
– Я бы этого хотела.
Ундюгерь достает из шкафа альбом с фотографиями и показывает гостье. От этих фотографий болит сердце. На них счастливая семья. Мальчик с отцом катаются на коньках, играют в снежки, идут в поход, сидят в кафе, играют в компьютерную игру. Пока Анжела рассматривает фотографии, Ундюгерь садится в своё кресло и хватает вязание. Ей нелегко даются эти фотографии. За счастье приходится платить. Всегда!
…Когда она приехала к родителям в деревню, то была счастлива. Гордилась своими успехами: красным дипломом, новой квартирой и хорошей работой. Привезла всем подарки. Рассказывала про свои успехи, показывала фотографии на телефоне. Его украли в первый же вечер. И сумку с вещами. И деньги. Осталась лишь косметичка с паспортом и гигиенической помадой. Кошмар начался сразу. Мама куда-то ушла, то ли за самогоном, то ли к соседям. Ундюгерь сидела на маленькой кухне и пыталась читать газету, стараясь не прислушиваться к пьяным разговорам гостей в комнате. Они пили долго. Танцевали. Ругались. Кто-то подрался. Кто-то уснул на полу под столом. Ундюгерь не спала всю ночь. Страшилась пойти в комнату и посмотреть на этих людей, может быть, помощь нужна. Дала себе слово, что обязательно уедет к себе, чем скорее, тем лучше. Сварит картошки, польёт цветы, а потом пойдёт прогуляться в парк. Ночь прошла беспокойно, в раздумьях. А рано утром девушка решила немного прибраться. Не нужно было этого делать. Эти страшные существа, потерявшие человеческий облик. Грязные, плохо пахнущие и злые, хуже диких зверей. Она не знала, кто первый повалил её на диван… Не думала, что её осмелятся тронуть, что она кому-то из них интересна!..
Лицо у Анжелы спокойное, красивое. Она внимательно разглядывает фотографии. Не задаёт вопросов. Это хорошо. А Ундюгерь затаила дыхание и склонилась над вязанием, будто этот носок так важен для неё. Антон никогда его не наденет. Но она вяжет. Вяжет, пропуская через спицы колючие мысли, ранящие её до крови.