В тени баньяна

Ничего не ответив, Большой Дядя впился зубами в тростник. Мы с ним дружно поедали мамину добычу, и шум ручья заглушал наше жевание. Закончив, мы собрали с земли остатки и выбросили их в заросли бамбука.

Мы едва успели вернуться назад. С последним ударом колокола мама подхватила с земли коромысло с корзинами, а мы с Большим Дядей торопливо прошагали по узкому мосту, переброшенному через будущий резервуар для дождевой воды. Двое солдат, пройдя мимо, принялись передразнивать нас: один захромал на правую ногу, другой – на левую. Они зашлись от хохота, довольные своим маленьким представлением. Пусть, думала я. Глупые животные.

Яркое солнце нещадно палило, когда в вышине вдруг раздался грохот, словно по железной крыше рассыпали гальку. И через мгновение миллионы серебряных стрел уже летели с неба, превращаясь в струйки на нашей коже. Но стоило всем, бросив работу, подставить лица дождю, он прекратился, так же внезапно, как начался, не оставив после себя ни капли. Потом пошел еще один ливень, и еще, и еще. Казалось, небо играет с нами в какую-то игру. А солнце продолжало светить как ни в чем не бывало.

День за днем, неделя за неделей небо обрушивало на нас эти странные ливни, такие короткие, что земля даже не успевала намокнуть. Местные называли их пхлиэнг тьмоль – «мужские дожди». Они приходили неожиданно, когда все вокруг изнывали от жары, а потом так же неожиданно уходили. И снова палило солнце, от земли поднимался жар, и воздух становился тяжелым, как свинец.

– Не стоит бояться мужских дождей, – заверили нас местные. – Они всего лишь предвестники. Небо посылает их на землю, чтобы предупредить нас о приходе женских дождей.

– Женских дождей? – переспросил кто-то. – Как это?

– Дожди, что способны стать рекой, – ответила женщина из окрестной деревни, – и затопить равнину.

– А когда они придут?

– Когда все умрет.

– Время пришло! – объявил начальник лагеря, ранним утром собрав всех на дамбе. Рупор, прижатый к жирным, выпяченным губам, казался их продолжением. – Время показать всем нашу силу! В этот знаменательный день, семнадцатого апреля 1977 года, во вторую годовщину Освобождения, мы вновь заявим о себе! – Начальник лагеря поднял глаза к небу, словно обращался к нему, бросал ему вызов. – Только поглядите, что мы воздвигли! Гору на пустыре! Вы когда-нибудь видели такое чудо? Посмотрите вокруг! Перед вами зеленые рисовые поля!

Я огляделась. С одной стороны на фоне запыленных деревьев стояли бараки и простирался развороченный пустырь, с другой – раскинулись заросли сухого кустарника с редкими пятнами черной, выжженной солнцем травы. Зеленых полей нигде не было.

– Только представьте, какими они будут, когда мы достроим дамбу и резервуар! Да, повсюду будет расти рис. Поля, кругом поля!

У меня стучало в висках и кружилась голова.

– По всей Демократической Кампучии наши братья и сестры строят дамбы и роют каналы! Вместе мы покорим небо, обуздаем реки! Мы будем сажать рис где захотим! Даже на камнях! У нас будет столько риса, что весь мир будет нам завидовать! Вьетнамцы больше не сунутся к нам.

Вот бы он вдруг исчез, как мужские дожди, подумала я. И хорошо бы на дамбе росли деревья – они дают тень. А ты представь, что путешествуешь на спине дракона-якка.

– Рис – наше все! С ним мы всесильны! Мы должны объединиться и показать всем, на что способна Революция!

Толпа ответила восторженными криками и рукоплесканиями. Моя голова едва не раскололась надвое. Я хотела бежать прочь, но не могла даже встать с земли, застряв между огромной могилой и пылающим небом, между Погребенной Цивилизацией и неуловимыми дождями, среди бесконечного шума ликующей толпы.

День становился все жарче, а мой голод – все сильнее. Опять пошел дождь. Подняв винтовки над головой, солдаты Революции и охранники испустили победный крик, словно они вызвали этот дождь, выиграв битву с солнцем и жарой. Нам разрешили немного отдохнуть. Я высунула язык и стала ловить теплые капли. Передо мной прыгал кузнечик, но у меня не хватало сил его ловить. Мое дыхание стало поверхностным, как будто воздух шел не из груди, а из ноздрей. Когда я попыталась дышать глубже, в груди сделалось больно, перед глазами все поплыло, а в голове застучал молот. Я поискала глазами маму, но ее нигде не было. Большой Дядя стоял, прислонившись к стенке канавы, и не собирался вылезать. Воспользовавшись короткой передышкой, он закрыл глаза, и частые, тяжелые капли дождя ласкали его воспаленные веки.

Но вот дождь кончился, и мы вернулись к работе. Жара усилилась, и день казался невыносимо долгим. Однако вечер не принес долгожданного облегчения. На ужин дали полмиски жидкого рисового супа. Я проглотила все разом и облизала миску. Мама поставила передо мной свою порцию. Я с жадностью глядела на еду, стыдясь своего голода и в то же время не зная, как его побороть. Кивнув на суп, мама протянула руку к моему лицу и убрала за ухо выбившуюся прядь волос. Не в силах смотреть маме в глаза, я склонилась над миской.