В изумлении глядела она вокруг. Окинула взглядом зеленый двор, и сад, и луг. Перевела его на акации, окаймляющие дорогу к соседним усадьбам. Проследила за ней до того места, где дорога переваливала за бровку холма и вливалась в шоссе — сейчас, она знала, блестящее, чисто вымытое дождем асфальтовое полотно, шоссе, на котором даже в этот ранний час было оживленно. По нему движутся грузовики из южных стран, доверху груженные фруктами и овощами, а им навстречу, в сторону теплого моря, бегут разноцветные колонны легковых автомобилей с туристами с северо-запада.
Женщина долго стояла неподвижно, впитывая перемену, происшедшую за ночь. Лицо ее помолодело в утренней свежести, и когда на нем появилась легкая тень лукавой усмешки, уже и темная одежда, так не идущая юности, не могла затмить исходящий от него свет благородной красоты.
Но Ирма вдруг очнулась от нахлынувшей на нее мечты. С растерянной и как бы извиняющейся улыбкой она наклонилась к ведрам, стоявшим на завалинке. Ведра напомнили ей об утренних обязанностях.
Она напоила скотину, открыла дверь курятника и выпустила птицу.
Гогочущие утки никак не хотели расходиться. Ирме пришлось пойти в кладовку, зачерпнуть миской зерна и рассыпать по двору.
Потом она вернулась в дом, разожгла плиту. Поставила на нее большой оцинкованный бак, налила в него воды. Надо было заняться стиркой.
Пока грелась вода, она успела прибрать в горнице и подмести перед домом.
Потом она подтащила к колодцу деревянное корыто. Возвращаясь на кухню за горячей водой, она заметила, что из соседнего дома кто-то вышел на дорогу.
Ирма вошла в кухню и тут же вернулась с ведром горячей воды.
Из-за акаций показался сосед Апро. В конце Ирминого сада он сошел с дороги на тропку, пересекавшую ничейный луг, и направился к железнодорожной линии.
Ирма вылила воду в корыто, распрямилась и смотрела, как сосед подходит к ветхому дощатому заборчику, отгораживающему ее двор от луга.
Апро на минуту заколебался, украдкой взглянул в сторону своего дома, потом все-таки остановился и сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, — ответила Ирма, больше всего желая, чтобы сосед скорей пошел дальше, поскольку не сомневалась, что в соседней избе, прижавшись лицом к оконцу чулана (оно единственное выходило сюда), следит за ним ревнивая Илуша, истеричная супруга этого сорокапятилетнего добряка, не изменявшего ей даже в мыслях.
— Наконец-то дождь прошел.
— Да.
— Лило как из ведра, только и этого мало. Ну да, — он копнул землю носком ботинка, — даже на два пальца в глубину не прошло. Вечером опять бы ему пролить.
— Может, и прольет, — отвечала Ирма и наклонилась над корытом, давая понять соседу, что ему пора идти. Она еще не забыла сцену, которую ей закатила Илуша прошлой зимой.
Сосед Апро выпил тогда больше, чем ему полагалось. Из города, где он работает в какой-то строительной организации, он приехал уже затемно. Шел обычным путем мимо Ирминого дома. Только, видно, нечистый его попутал, и оказался он у нее во дворе, где-то около сарая, и там гремел железным хламом. Пес узнал соседа, не залаял. Ирма услышала, что кто-то ходит по двору, но побоялась выйти. Только позднее, когда пес заскулил под дверью, она зажгла электричество во дворе и с опаской вышла на крыльцо.
Сосед лежал поодаль на голой земле и спал. Кое-как она затащила его в кухню, и Апро тут же опять уснул, так и не поняв, где он, собственно, находится.
Ирме не пришло в голову ничего более разумного, как сбегать к Илуше и попросить ее забрать своего мужа. По дороге она объяснила ей обстоятельства, при которых Апро очутился у нее в кухне, но ревнивая женщина предпочла иную, более пикантную версию этого дела. У Ирмы до сих пор звенит в ушах ругань и угрозы Илуши:
— Если тебе гулять приспичило, найди парня себе под стать. А это отец семейства, шлёндра ты эдакая. Или отправляйся в бордель, там тебе досыта дадут! Чтоб тебя кондрашка хватил…
Ирма остолбенела от этих обвинений, даже не стала оправдываться. Илуша с той поры смотрит на нее волком и чернит где только может, выдумывает разные истории. И сыну, четырнадцатилетнему Мишко, запретила ходить к Ирме. Раньше он кое-как справлялся с ее поручениями, приносил ей из лавки что нужно, теперь же Ирме приходится время от времени самой ездить за покупками в город. В Ветерном нет магазина, а к колонистам ходить она не хочет…
Но Апро не отреагировал на сдержанность Ирмы. Он зажег сигарету, затянулся раз-другой и сказал:
— А я в город еду. Десятичасовым. Время еще есть. Еду, да не знаю, может, зря. Мне нужны покрышки для велосипеда, говорили, должны привезти. — Он замолчал, опять затянулся и продолжал: — Вон у соседей, — он кивнул головой в сторону поселка колонистов, — похороны сегодня. Старуха Беркова померла, мать Йожо, — добавил он и проницательно посмотрел на Ирму, потом закашлялся. — Вчера на работе говорили. От сердца.
— Умерла? — шепотом сказала Ирма. — Но ведь она еще нестарая была.
— Нестарая, да, — согласился Апро. — Ну, я пошел, — сказал он и зашагал дальше.
— Постойте, вы говорите, сегодня похороны?
— Сегодня.
— А во сколько?