В тени шелковицы

— Не знаю точно, где-то после обеда, — бросил он на ходу через плечо.

Ирме припомнился тот день десять лет назад, когда она впервые пришла в дом Берков. Хотя она старалась не подавать виду, она страшно волновалась, думая, как ее примет мать Йожо. Предупредительное, ласковое обхождение поразило ее; она представила себе своего отца, его недовольное лицо, когда он узнает, что она была у Йожо, и все в ней перевернулось; и она поклялась отстаивать свою правоту перед отцом.

Надо бы пойти на похороны. Ведь она хорошо знала покойницу и ничего плохого от нее не видела. Наоборот, она испытывает чувство вины за то, что не сбылись надежды матери единственного сына, но можно ли ей ни с того ни с сего войти в тот дом, от которого она так упорно отворачивалась все эти годы? Не восстановила ли она против себя людей из поселка, не истолкуют ли они ее приход превратно?

Она стирала белье и все думала, как ей поступить.

По обычаю этого края прощаться с покойной будут, видимо, у нее дома, во дворе. На кладбище все совершится быстро. Надо пойти да кладбище, там она будет не так заметна, решила Ирма. Кроме родных и близких, которые соберутся в доме умершей, проститься с Паулиной придут и другие люди из окрестных мест. Как повелось исстари, они соберутся неподалеку от кладбищенских ворот под старой грушей, склонившей свои ветви над дорогой, и будут ждать траурную процессию. Они будут стоять, пока процессия не пройдет в ворота, и, когда близкие обступят могилу, тронутся и они, подойдут и станут поодаль среди других могил.

Ирма наскоро достирала, сделала самое необходимое по дому и, взволнованная неожиданной вестью, стала собираться в дорогу.

Она взяла острый нож и пошла в сад. Срезала несколько свежих роз с кустов, выбирая только те, что росли на длинных стеблях.

Вернувшись в кухню, она собрала розы в красивый букет и положила на стол.

Тщательно умылась, причесалась, надела выходное платье. Долго, внимательно разглядывала себя в большом зеркале.

Прежде чем выходить, на минутку присела.

Кто знает, на какой час назначены похороны, размышляла она. Надо сначала зайти на станцию. Палушка наверняка имеет более точные сведения, чем сосед Апро. Пожалуй, надо идти, решила она. Если окажется, что еще рано, она посидит на станции.

Поднявшись со стула, она снова придирчиво осмотрела себя в зеркале, пригладила волосы. Удовлетворенная результатами осмотра, взяла букет, вышла и заперла двери.

Как всегда, за ней увязался пес. Он бежал за ней довольно долго вдоль железнодорожной линии. Бежал бы и дальше, да Ирма прогнала его.

— Каро, иди назад и карауль дом. Я скоро вернусь, — приказала она собаке, а та медлила с выполнением приказа. — Слышишь ты, сейчас же домой! — сказала Ирма энергично, и на этот раз собака послушалась.

За четверть часа она дошла до станции. Там было пусто, в это время пассажирские поезда не ходили.

На дверях станции висел замок. По субботам, воскресеньям и в праздничные дни Палушка не продавала билеты, пассажиры покупали их прямо в поезде у кондуктора.

Ирма обошла станционную будку, прошла через дворик и остановилась у дверей квартиры железнодорожницы. С минуту колебалась, потом все-таки решилась и постучала.

— Это ты? — удивилась Палушка, увидя ее на пороге. — Проходи, садись. — Она усадила Ирму, а сама продолжала заниматься своим делом.

Приход Ирмы не был для нее неожиданностью. Они знали друг друга с детства. Старшая сестра Палушки, сейчас живущая в столице, была ровесницей Ирмы, когда-то они вместе играли. Когда Ирма едет в город, она всегда приходит на станцию пораньше, чтобы поговорить. Палушка удивилась только тому, что Ирма пришла в такое время, когда между поездами большой перерыв.

— Я собралась на похороны, только не знаю, не поздно ли, — объяснила Ирма.

— Паулинки? Еще время есть. Я тоже пойду. В три часа ее хоронят.

Ирма взглянула на часы на стене, висевшие над столом. Они показывали половину второго.

— Слава богу, — вздохнула она.

— Несколько дней назад я с ней разговаривала. Кажется, в понедельник это было. Она ехала к сестре. И выглядела хорошо, ничего не было заметно, и на тебе вдруг такое! — говорила Палушка, убирая чистую посуду в буфет. — Вот так, не успеешь оглянуться, и нет человека. Добрая была душа Паулинка, такие люди как раз и умирают раньше, чем всякая сволочь.

Ирме было больно слушать речи Палушки. Хотя она была уверена, что та навряд ли помнит, какие отношения некогда связывали ее с Йозефом, все равно что-то остро кольнуло в груди, будто ударило в сердце электрическим током, и разом вспыхнули старые сомнения, стали расти как снежный ком.

Ирму опять стали терзать сомнения, надо ли ей идти на похороны. Она совсем было смирилась с мыслью, что вернется домой, как Палушка опять заговорила, и ее слова, доносившиеся до слуха Ирмы будто из далекого далека, вновь укрепили ее в прежнем решении.

— Пойдем с ней проститься, отчего ж не пойти. Ведь мы ее знали, и она нас знала. Я вижу, ты и розы для нее принесла. Какие красивые! Мне кажется, она из всех цветов больше всего любила розы.