Читаем В тени шелковицы полностью

Нет, все было не так. Просто он тоже жил в атмосфере взаимного недоверия, которая искони пропитывала жизнь этих мест. Он дышал этим воздухом с колыбели, как дышала им Ирма. И когда росток взаимного чувства проклюнулся в них, вместе с ним проросло и семечко сомнения в его благополучном исходе. Уже тогда они были внутренне готовы к разрыву, допускали его возможность.

Они не ринулись очертя голову против всех, не поверили в силу своей любви, а значит, не были достойны ее осуществления.

Гроза удалилась на запад, но тихий частый дождик не переставал.


Он шел с работы домой и не собирался заходить в трактир. Его затащил туда приятель, Эдо Рачко.

В углу сидела знакомая компания. Вновь вошедших встретили бурно, не успели сесть за стол, как перед ними появились полные кружки.

Сначала Йозеф остерегался пить водку, он прихлебывал пиво и слушал обычные речи, давно ему знакомые. Он не первый раз сидел среди мужиков, в трактир он захаживал с юных лет. Правда, мать не очень это поощряла, но и не препятствовала, чтобы люди не обижались. Ведь в трактир ходили все мужики, кроме двух-трех чудиков, которых никто уже и не держал за нормальных. Да и вообще, куда податься человеку вечерами, если не хочешь дремать у экрана телевизора? Трактир был тем местом, где человек мог высказаться, излить свою душу, получить отпущение грехов, узнать новости, набраться сил для противодействия будущим обидам, развлечься, а иногда и забыться, потому что забвение тоже необходимо для продолжения жизни.

Да, пусть говорят, что хотят, а трактир — это не просто корчма, куда люди ходят, чтобы нажраться, подраться, побить посуду или поругать правительство.

Йозеф напивался редко, обычно он знал, когда остановиться, и вовремя обуздывал желание пропустить еще стаканчик. Если иной раз и случалось ему хватить лишнего, об этом мало кто догадывался: пьяный он был еще более тихим, чем трезвый, и незаметно убирался из трактира, а дома заваливался спать.

Раньше он наведывался в трактир раза два-три в неделю. А вот теперь, с похорон матери, кончалась третья неделя, а он не заходил сюда ни разу.

От парней, сидевших с ним за одним столом, он много чего слышал. Не раз и сам становился мишенью их грубых шуток. Например, когда с ним порвала Ирма. Никудышный, мол, парень, не сумел ублажить ее как следует, иначе она не стала бы пробовать с другим, задирали они его. Йозеф скрипел зубами, но никогда не защищал свою мужскую доблесть за счет Ирмы. Хотя насмешки задевали его за живое, провоцировали на защиту, он никогда не опускался до того, чтобы трепать по ветру свою любовь. Да и было о чем говорить!

Он принимал уколы, записывал их в своей памяти, но не сердился на ребят. Он знал их и знал, как они к нему относятся, за внешней резкостью слов умел разглядеть человеческое тепло. Уж лучше насмешки, чем холодное равнодушие.

Эдо на работе постоянно донимал его, ты чего, мол, перестал ходить на пиво. Он отговаривался домашними делами, но это не была полная правда. Просто он боялся шумной веселой компании, скорбь и горе еще слишком крепко держали его, он хотел в тишине и покое обдумать прошлое, рассчитаться с настоящим, наметить путь в будущее.

Когда наконец он не устоял перед уговорами Эдо и завернул в трактир, он мысленно говорил себе, что посидит там немножко, выпьет пару кружек пива и пойдет домой.

Однако намерение осталось невыполненным.

— Выпей чего-нибудь покрепче, а? — сказал Эдо, когда Йозеф кончил первую кружку пива. И тут же встал, пошел к стойке заказывать.

Йозеф заколебался, но потом выпил водку залпом.

Снова заказал пиво и пил потихоньку, а внутри разливалось приятное тепло.

Он курил, слушал, что говорят люди вокруг, и постепенно в нем крепло решение не уходить домой, а в уютной атмосфере трактира забыть обо всем, что терзает и мучит.

Внезапно он поднялся, подошел к трактирщику, что-то заказал и вернулся назад.

Тут же на столе появилась литровая бутыль можжевеловой водки; собутыльники удивленно смотрели на Йозефа, ожидая объяснения.

— Давайте выпьем, — произнес он почти беззвучно. — Еще ни разу мы вместе не пили, с тех пор как я один. Помянем ее. — Он быстро разлил водку и, не ожидая других, проглотил свою.

Они пили целый вечер, молчаливо и хмуро, благодатное настроение, о котором мечтал Йозеф, не приходило.

Когда бутыль опустела, кто-то заказал новую. Стемнело, а они все сидели за облитым водкой столом и не могли подняться, хоть и худо им было.

Они разошлись, когда давно пора было закрывать.

Йозеф отделился от остальных у школы и пошел, спотыкаясь, по тропинке, что вела низом, за садами, к своему участку.

Он вошел во двор через заднюю калитку, пес почуял его уже издали, стал ласкаться. Йозеф отогнал его и пошел спать.

Утром его разбудил настойчивый стук во входную дверь. Он нащупал на тумбочке наручные часы и, увидев, что они показывают семь часов, вскочил с постели и стал быстро одеваться. Тут до него дошло, что сегодня суббота и на работу не нужно. Он вздохнул с облегчением и изумленно слушал продолжающийся грохот в дверь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Презумпция виновности
Презумпция виновности

Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Кряжин расследует чрезвычайное преступление. На первый взгляд ничего особенного – в городе Холмске убит профессор Головацкий. Но «важняк» хорошо знает, в чем причина гибели ученого, – изобретению Головацкого без преувеличения нет цены. Точнее, все-таки есть, но заоблачная, почти нереальная – сто миллионов долларов! Мимо такого куша не сможет пройти ни один охотник… Однако задача «важняка» не только в поиске убийц. Об истинной цели командировки Кряжина не догадывается никто из его команды, как местной, так и присланной из Москвы…

Андрей Георгиевич Дашков , Виталий Тролефф , Вячеслав Юрьевич Денисов , Лариса Григорьевна Матрос

Боевик / Детективы / Иронический детектив, дамский детективный роман / Современная русская и зарубежная проза / Ужасы / Боевики
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза