В тени шелковицы

Бесснежная, типичная для здешних краев зима избороздила морщинами лица тех, кто думал о земле; что же касается меня, то мне она была только на руку. Дело в том, что сразу же после Нового года я починил старенький заброшенный велосипед, который валялся на чердаке, и ездил на нем на работу. Таким образом, дорога занимала у меня всего несколько минут, и, несмотря на стужу, я не ходил пешком даже в самые лютые морозы.

Я надевал перчатки, натягивал на голову меховую ушанку и шпарил на велосипеде на работу и обратно.

На работу я вышел сразу после Нового года. Моим ближайшим сотрудником на складе был пожилой дядя, который, невзирая на мои бесчисленные протесты, обращался ко мне не иначе, как «пан инженер». И, надо сказать, он вовсе не вкладывал в этот титул насмешки. Напротив, он чрезвычайно гордился тем, что работает вместе с образованным человеком, а мое присутствие на складе воспринимал как свидетельство общественного признания его труда и постоянно это подчеркивал.

Каждому, кто готов был его слушать, он объяснял: «Теперь нас уже двое, я и инженер, только и этого мало, работы у нас обоих выше головы, нам бы и третий не помешал. Да, третий нам бы очень пригодился, да где ж его взять, тут надо не абы кого, а чтоб голову имел на плечах, не то в два счета недостача, а там и до прокуратуры недалеко…»

С остальными сотрудниками у меня тоже сложились неплохие отношения. Все вместе мы составляли небольшой коллектив, и в нем не было ни одного, кто бы алчно зарился на место соседа. Завидовать было нечему, стремиться некуда, следовательно, быть хорошими ничего нам не стоило…

Начальник скоро сообразил, что имеющийся у меня опыт и в особенности знакомства, которые я завязал на различных предприятиях по всей республике, можно использовать и в интересах стройки. Сперва намеками, а потом уже напрямик, спросил он меня, не соглашусь ли я выполнять отдельные поручения сверх своих прямых обязанностей.

Так я начал разъезжать по республике. Возобновил старые связи, с помощью пол-литров и четвертинок приобрел новые знакомства, и уже на второй месяц этой моей деятельности свершилось чудо. Пустовавшие полки нашего склада заполнились запчастями, деталями и прочими остродефицитными материалами, шоферы перестали ругаться, простаивавшие месяцами механизмы снова ожили, стройка начала выполнять план. Нашей работой были довольны и в головной организации, а я получил три тысячи крон внеочередной премии. Откровенно говоря, за прошедший месяц контакты с работниками снабжения обошлись моему карману намного дороже, но я не сетовал, я был рад, что мои способности не пропали втуне и что я принес пользу.

Первое марта пришлось на понедельник. В этот день я должен был отправиться на несколько дней в служебную командировку в Восточную Чехию. Еще в пятницу я обсудил все детали нашей поездки с шофером и потому в понедельник с утра на работу не пошел, дожидаясь машину дома. Шофер заехал за мной позже, чем мы условились. Пепельно-серая старенькая «Волга» появилась у дедова дома лишь в половине девятого. А до этого я слонялся по дому, по двору, с нетерпением поджидал машину и мысленно проклинал безответственного шофера, которому было плевать на то, что мы прибудем на место лишь под вечер и в тот день я уже ничего не успею сделать.

Дядя видел, что я маюсь без дела, и пришел поболтать со мной.

— А я гляжу, ты еще дома, дай, думаю, посмотрю, что там у него стряслось, — сказал он.

— Не знаю, не знаю, где этот тип околачивается…

— Может, машина сломалась, — предположил дядя.

— Может быть, — ответил я и снова выглянул на улицу, не показалась ли там машина.

— Тучи собираются, похоже, снег пойдет, — заметил дядя.

— Только этого мне не хватало, — пробормотал я.

— Всю зиму снега не было, а тут на тебе, — рассуждал дядя, — нет, зима еще не кончилась, не отбушевала свое, к вечеру снег повалит, помяни мое слово, пойдет снег.

— Смотрите не накликайте, нынче он мне ни к чему. Еще застрянем где-нибудь по дороге.

— И это может статься, — сказал дядя, потом помолчал немного, словно подбирая слова, и спросил: — А что, домой-то не заглянешь, детей проведать? Ведь поедешь через город, надо бы зайти, парень, и на рождество ты их не навестил, а они тебе писали и посылочку прислали…

— Перестаньте, дядя, — взмолился я. Мне было тяжело слушать его, я знал, что он не хочет меня обидеть, и все-таки в душе поругал его за бессердечие — ну чего он бередит мои раны. Впрочем, бессердечие ли это? — Перестаньте, прошу вас.