Потом после войны создали госпиталь, в начале 1994 г. Мы еще перебивались в садике, когда возникла идея создания госпиталя. Прежний райкомовский дом гостей, который в годы войны был штабом сил самообороны, потом отдали под госпиталь. Мы его подремонтировали, приспособили под больницу. Сейчас он обслуживает военнослужащих, начиная от Гадрута и кончая Аскераном, всю эту зону. Костяк тамошних специалистов прошел через войну, опытные, свою задачу знают. В 1997 году меня назначили руководить одновременно гражданским здравоохранением, вот уже 4 года, как я на двух должностях. Это очень тяжелая ноша. Я, честно говоря, хотел уйти от военной службы, но меня пока удерживают, говорят, еще нужен. В месяц до десяти раз бываю в Степанакерте: совещания, проверки, тяжелобольные. Это все изнуряет просто физически. И не только напряженность, а больше бумаготворчество. С мирной жизнью приходят и свои законы. После этих всех передряг, событий, войны район покинула определенная часть населения… Примерно половина. Насчет общего уровня — этот уровень очень низок, безработица, чувство безысходности у определенной части населения. Те программы и реформы, которые проводятся, протекают очень медленно и не видны в нашем районе. За 18 лет моей работы здесь я не вижу изменений, ничего не изменилось кроме этих лавок и магазинов.
Послевоенный синдром, есть такое у здешнего населения. Что это? Те, кто воевали, рассчитывали на нормальную жизнь, почет и уважение после войны, но не получили ничего. Это не только у нас, афганский синдром, у нас вот карабахский — это так и должно быть. Все это, плюс безработица побуждают к выезду. Та реформа, что у нас была проведена в колхозах, по-моему, преждевременна. Ликвидировали колхозы и раздали земли в собственность. Базы под это не было создано. Может, многоукладность можно было бы оставить. Надо было оставить колхозы как есть и предоставить возможность завести личное хозяйство и на деле доказать, что это результативнее. Ну а те, что создали за эти годы потенциал, естественно не согласятся в общий котел положить все. Так что восстановить прежнее коллективное хозяйство невозможно, все распродано, растаскано. Отсюда из экономики и ненормальное психическое состояние населения, неврозы, авитаминозы. Женщины нормально не могут родить сейчас, их надо или оперировать, или помогать. К примеру, конкретно кесарево сечение до войны вообще почти не делались, во время войны один или два случая в подвальных помещениях. После войны, в этом месяце уже два или три кесарева. Вот такие вот цифры. Стрессы, отпечаток войны; материальные трудности, особенно — факторы, влияющие на это.
…Падение нравственности наблюдается, но не в таких масштабах, как в российских городах, безусловно. Причина все в том же — экономические трудности. Не могут женщины, в основном вдовы, прокормить себя и своих детей и находят выход в этом. Интеллигенция, во всяком случае, часть её, перекинулась на коммерцию. Могу привести кучу примеров как здесь, так и в Степанакерте. Миграция на постсоветском пространстве всех задела. Но в Карабахе ясно одно: не будет армян, не будет проблемы. Но уезжают-то не от хорошей жизни. А потом, уезжают-приезжают, по-разному бывает. Из патриотизма мало кто приезжает. Исправить все может экономический рост. Когда я приехал сюда, Мартуни, Мартакерт были житницей Карабаха за счет виноградарства. Район сдавал 50 тыс. тонн винограда, сейчас 2–3 тыс. тонн — такой спад. Поля, плантации уничтожены, вырублены. Проблема орошения очень остро стоит. Оздоровление экономики нужно. Деньги, отпускаемые в это, направляются в другое. В одно время выдавались ссуды под проценты для восстановления виноградарства и вообще сельского хозяйства, крах терпит это все.
Насколько мне известно, министр Здравоохранения Карабаха женщина. Какие у Вас впечатления?
Приложение 4