В тесных объятиях традиции. Патриархат и война

В селе Г., например, такая идея не удалась, несмотря на грубое давление родственников. Некто М. настоял на своем выборе. Вдовы также могут предрешать свою судьбу, хотя речь идет опять-таки о женщине, находящейся на «своей территории». «В 1992 году в наш двор попал снаряд „града“. Умер муж и дом сгорел дотла…». Вдова в дальнейшем предприняла ряд последовательных шагов и выбила средства из государственного бюджета на восстановление своего дома: «Двоюродный брат мужа собирался жениться на мне, но я не захотела. Во-первых, он грубиян и алкоголик, во-вторых, азап (букв. ‘ни разу не женатый, холостой’). Я уже не представляю, чтоб кому-то подчинялась, слушалась. Зачем мне эти мужчины, пусть катятся (thogh rrad ynin) со своей нервотрепкой» (Г., 1965 г. р.). Здесь, по-видимому, речь идет о другом сценарии. Возможно, это те случаи, когда вдовство способно предоставить женщинам большую свободу и возможность построить свою жизнь по-новому, при этом не понижая, а наоборот, даже повышая свой общественный престиж.

Послевоенная разруха, тотальный кризис экономики могут стать новыми условиями возврата к отошедшим в прошлое «культурным решениям» — повсеместной практике левиратных форм брака как к одному из способов выживания и воспроизводства семьи и рода в экстремальных условиях. В таких условиях брак превращается в «одну из сторон сложной системы экономических и иных взаимодействий между двумя семьями или двумя кланами»[205].

Как отмечалось, в системе традиционных ценностей карабахских армян брачный статус является самым важным и значительным. При альтернативном выборе (если он вообще возникает) между профессиональной карьерой и семьей женщины выбирают «служение» семье (супругу, детям, родителям супруга), что, впрочем, не всегда приводит к комплексу неполноценности и жертвенности. Наоборот, такая женщина пользуется уважением в обществе, имеет преимущества и чувствует самодостаточность перед «неудавшимися», «несостоявшимися». К числу последних относятся в первую очередь разведенные, бесплодные и старые девы.

Незамужняя девушка, возраст которой достиг 25 лет, ведущая «благопристойный» образ жизни в ожидании разрешения своего брачного статуса, вызывает к себе обычно амбивалентное отношение. С одной стороны, её образ недостаточно витальный: её «не выбрали» (ozalchyn), т. е. она не вышла замуж, не родила детей, не «служила» свекрови. С другой стороны, она «не вкусила порока», невинна (anmegh a), что придает её образу ореол духовности и «чистоты» (makhur a). Даже при наличии полного набора условий для карьерного роста, девушки подвергаются жесткому давлению и социальной цензуре посредством дискурсивных практик: «Сижу за компьютером круглые сутки, включая выходные. Было продвижение по службе, но я совсем и не рада, депрессия у меня… Не хочу ни читать, ни телевизор смотреть, ничего не хочу, хочу заснуть на два месяца. Чувствую такую подавленность… На меня смотрят как на неудачницу, даже не замужем до сих пор. Постоянно мне об этом говорят — прямо и между прочим».

В Мартуни известен случай, когда женщина дожила до старости, не вступая в брак. К ней почтительно относятся, упорно называя её «девушкой» (axchik) и безвинной (anmegh), в то же время жалеют, что она одинока. Одиночество воспринимается как большое горе, в некоторых коннотациях считается чуть ли не грехом, результатом эгоистичного выбора.

С точки зрения господствующей идеологии развод могут оправдать немногие причины — бесплодие и женская измена: «Была у нас в районе красавица, белокожая, рыжая, волосы неизменно посаженные на бигуди, с золотым зубом в правом верхнем ряду, всегда при помаде, заглядывались все на нее. Вышла замуж, родить не смогла. Выставили…». Разводы однозначно порицаются мужчинами и людьми старшего поколения.