В тесных объятиях традиции. Патриархат и война

По окончании войны на многие вещи люди начинают смотреть по-другому. Ситуация постепенно возвращается на свои круги — модальность, вектор социальных отношений устанавливаются прежние, довоенные, что отражается на положении и статусе женщин-воинов. Изменения эти в некоторых случаях радикальны, вплоть до того, что оценка деятельности женщин-воинов переворачивается с головы на ноги. То есть неконвенциональное поведение, допустимое и даже приветствуемое во время войны, становится неприемлемым (по крайней мере, в приватном дискурсе) по окончании войны. Однако невозможно отрицать, что какое-то признание в обществе Сатеник все же приобрела. Сразу после войны по свежим следам в газетах вышли статьи, где не просто упоминалось ее имя, — посвященные ей. Из письма (04.11.2002): «Армейский журналист два раза брал у меня интервью для газеты „Мартик“ („Воин“), на тему войны и о моих заслугах на войне». В числе других проявлений общественного признания — приглашения на встречи со школьниками. Как раз на одной из таких встреч, на торжестве по случаю дня победы в Карабахской войне 9 мая 2001 г., мы с ней и познакомились. Сам факт, что ее пригласили (среди приглашенных были другие женщины, но они выступали как ветераны ВОВ) в числе других заслуженных ветеранов на выступление перед школьниками говорит об особенном, более высоком статусе Сатеник.

Позже в 2002 г. С. получила медаль «За отвагу». Из письма: «… Я была на позициях. Звонит командир полка и просит явиться в полк для получения награды. Прихожу к командиру полка и докладываю о прибытии для получения награды за заслуги перед родиной, за кровь, которую пролила, и за храбрость!» «Весь полк выстроился на плацу и на трибуну вышли все вышестоящие офицеры генерального штаба армии. Настал мой черед, и вот прочли мое имя. Весь полк рукоплещет мне. …Он [командующий] пожал мне руку как мужчине [выделено мной — Н. Ш.], поздравил и вручил мне медаль „За отвагу!“. Потом меня поздравил лично заместитель командующего и все вышестоящие офицеры штаба. Все до единого повторяли, что я достойна еще большего». Командир штурмового отряда, где она воевала, признался: «Я считаю, она заслуживает более высокой награды, чем медаль „За отвагу“. „Боевой крест“ как минимум я ожидал».

Тем не менее, почти в каждом высказывании Сатеник относительно оценки обществом ее деятельности в войну сквозит неудовлетворенность, разочарованность, недовольство. Из письма: «Хочу все бросить и уехать в Армению. Звания не дают, не помогают абсолютно ничем. Неделю нахожусь на посту, вторую неделю в полку и следующую неделю на службе… Такое впечатление, что все что я сделала… никому не нужно…». Недовольство это по поводу невнимания со стороны общества заметно и по тому, с каким удовольствием Сатеник согласилась встретиться со мной повторно для дачи интервью о своей военной карьере. Запись в полевом дневнике: «Я оговорила присутствие видеокамеры. Она удовлетворенно закивала, согласилась. Кажется, она испытывает недостаток внимания к себе и рада случаю зафиксировать свою историю». Очевидно поэтому «бумага и ручка ее ничуть не смутили, на вопросы анкетирования она отвечала с готовностью, но проявляла некоторое нетерпение, кажется, из-за обилия информации, которую она обязательно хотела передать мне. Не терпелось перейти к вольной беседе, рассказам о войне и своем участии в ней». Показательно и то, что она попросила меня продублировать видеозапись с ее интервью, пожелав иметь экземпляр для себя. Кассеты попадут в семейный архив, по крайней мере. Так она сможет бороться не только с людьми, которые пересмотрели свое отношение к ней и ее деятельности в войну, но и с собственной памятью, которая давала маленькие сбои уже при интервью в 2001 г., спустя семь лет после перемирия.