В зеркале голубого Дуная

Произведения Гайдна, Моцарта и Шуберта содержат только отблески революционных идей. Симфонии Бетховена полны яростного революционного пламени. Бетховен не только воспринял передовые идеи своего времени, но и сумел в своем творчестве развить их, дать им историческую перспективу. В этом секрет неослабевающей силы симфоний Бетховена, которые и теперь волнуют нас, обогащают чувствами и мыслями.

* * *

Знатоки западной музыки утверждают, что гениальное творчество Гайдна было исходной платформой для двух направлений — симфонической героики, лучшим представителем которой явился Бетховен, и камерного лиризма, наиболее полно выразившегося в творчестве Шуберта. Однако здесь снова можно говорить о взаимном влиянии «детей» и «отцов» и об исторических границах возможности такого влияния.

Иозеф Гайдн, несомненно, находился под влиянием своего гениального ученика — Моцарта, умершего на восемнадцать лет раньше учителя. Взаимное обогащение двух величайших музыкантов конца XVIII века несомненно. Совсем иначе обстояло дело с другим учеником Гайдна — Бетховеном.

Бетховен брал уроки у Моцарта и собирался их продолжить по возвращении из Бонна, куда он ездил на похороны матери. Возвратившись в Вену, Бетховен уже не застал в живых своего учителя. Тогда в числе других он обратился к престарелому Гайдну. Но начавшиеся было занятия вскоре были прекращены из-за творческого конфликта между учителем и учеником. Гайдн, подготовивший появление Бетховена, не мог примириться с Бетховеном! Он не понял новаторства своего ученика, не одобрил его поисков, был напуган воинствующим звучанием его музыки. И тем не менее (это не противоречие, а диалектика) Иозеф Гайдн, как уже отмечалось, все-таки испытал на себе могучее влияние молодого Бетховена!

«Ступень» между Гайдном и Бетховеном оказалась огромной. Старший из них, хотя и стал ненадолго современником младшего, не мог шагнуть к нему. Между ними была целая эпоха в истории музыки. Иозеф Гайдн был ее началом, Людвиг ван Бетховен — завершением.

* * *

Осматривая Вену, советские люди, приезжающие в Австрию, неизменно приходят к знаменитому памятнику в Штадтпарке, который запечатлел короля вальсов таким, как он всегда дирижировал своим оркестром: скрипка у гордой курчавой головы, лихо закрученные усы, стройная фигура во фраке, готовая, кажется, со следующего такта закружиться в вихре вальса вместе со всей танцующей Веной.

Любят и всегда любили в нашей стране искрометную, щедрую и легкозапоминающуюся музыку Штрауса. Его веселые оперетты и мелодичные вальсы были широко известны и любимы в России еще в прошлом веке. Примечательно, что и у нас, и в Австрии наиболее популярны одни и те же вальсы: «Сказки Венского леса», «Жизнь артиста», «Розы юга», «На прекрасном голубом Дунае». Последний стал в Австрии чем-то вроде второго неофициального государственного гимна. И наиболее популярные оперетты в Австрии — «Цыганский барон» и «Летучая мышь» — те же самые, что и у нас.

Король вальсов также очень любил Россию и с неизменной симпатией отзывался о талантливом русском народе. В течение ряда лет Иоганн Штраус выступал с концертами в России. Дирижируя русским оркестром в Павловске[67], он исполнял свои лучшие произведения и музыку русских классиков — Чайковского, Римского-Корсакова. В России Штраус написал несколько вальсов на русские темы: «Прощание с Петербургом», «В Павловском лесу», «Русская деревня».

Добрые отношения между видными представителями русской и австрийской музыкальной культуры сохраняются и поныне. Фамилия Штраус, подарившая миру несколько поколений замечательных музыкантов, — одна из лучших хранительниц этой традиции.

В Москве неоднократно выступал венский дирижер Эдуард Штраус — внучатый племянник короля вальсов. В ряде австрийских фильмов он исполнял роль своего знаменитого предка Иоганна Штрауса. Эдуард Штраус очень похож на деда лицом и фигурой, он также обладает незаурядными актерскими способностями.

Однажды, когда я был в гостях у Эдуарда Штрауса на его венской квартире, он показал мне портрет деда и некоторые его письма из России.

— Дедушка очень любил гостить у вас, — с улыбкой сказал Эдуард Штраус. — В нашей семье сохранились воспоминания, как он рассказывал о России, возвращаясь в Вену. В России умеют слушать музыку, говорил дед.

Эдуард спросил меня — это было еще до его первой поездки в Москву, — какие оперетты Иоганна Штрауса встречаются в репертуарах советских театров. Я назвал. Сказал, что некоторые из оперетт, можно сказать, остаются в репертуаре с момента их первой постановки в России.

«— А все-таки, — с шутливым вздохом изрек Эдуард, — я ни разу не слышал, чтобы дедушку назвали королем оперетты.

— Он же король вальсов.

— Ну так что? У нас есть один промышленник — вы знаете о ком я говорю, это Маутнер Маркхоф, он и пивной король и король горчицы.

Мы посмеялись.

— Дедушка написал шестнадцать оперетт, половина из них в репертуарах музыкальных театров целого ряда стран, и все-таки я, к сожалению, не внук короля оперетты. Знаете почему?

— Почему?