- Почему бы тебе не дождаться Генри, чтобы он показал?
- Почему бы тебе не показать?
- Я не знаю, как делать хлеб.
- Будь я проклята. Это лучший стимул, какой я когда-нибудь слышала. Если я научусь, у
меня будет преимущество перед тобой, а не наоборот.
* * *
Я зашла в студию, приняла душ и оделась. Спустилась вниз, села за стол и еще раз
поробовала позвонить Поппи. Я не ожидала, что она снимет трубку, поэтому, когда она
ответила после четырех гудков, мне захотелось разъединиться.
Я не хотела предупреждать ее, что собираюсь с ней поговорить, и мне не хотелось
объяснять свои цели по телефону. Нажала на рычаг, когда она все еще повторяла: “Алло?
Алло?”
Я села в машину, объехала вокруг квартала, выехала на бульвар Кабана и свернула
направо. Поппи жила всего в четырех кварталах, и за это время я могла бы дойти пешком.
Восемь коттеджей, которые формировали ее двор, демонстрировали разные варианты
достижения уюта - горшки с цветами на крыльце, плетеная мебель и так далее. Один
уголок двора щеголял ванной для птиц, в другом на боку лежала легкая газонокосилка.
Я представила себе небольшую группу соседей, которые присматривают за собаками и
кошками друг друга, когда кому-то нужно уехать из города.
Я постучала, и когда она открыла дверь, спросила:
- Поппи?
- Да?
Ее ответ был таким осторожным, что я подумала, что меня обманывают. Она выглядела не
старше двенадцати, с бледно-голубыми глазами, гладкими светлыми волосами и бледной
кожей, покрытой солнечным ожогом. Она была такой худенькой, что локтевые суставы
торчали, как у деревяннной куклы. У ее голубого платья из хлопка были рукава-фонарики
и пояс, который, похоже, завязывался сзади бантом. Такое я носила в пятом классе, и уже
тогда оно вышло из моды.
- Если вы что-то продаете, я не покупаю у разносчиков.
- Извините.
Я достала из сумки визитку и протянула ей. Не думаю, что я выглядела как разносчица, но
откуда мне знать?
- Я беседовала с Троем Рэйдмейкером, и он посоветовал поговорить с вами. Это я, -
сказала я, показывая на свое имя, как будто бы она не умела читать. - Ваша мачеха была
так добра, что дала мне ваш адрес.
- Частный детектив? Что я сделала? Я ничего не делала.
- Я бы хотела поговорить о Слоан. Я так поняла, что вы были лучшими подругами.
- Трой сказал вам об этом?
- Пара других одноклассников тоже. Вы не возражаете, если я войду?
- Возражаю, пока вы не скажете, с чем это связано.
- Фриц Маккейб недавно вышел из тюрьмы. Вы, наверное, читали об этом в газетах.
- Я не читаю газет. Они депрессивные.
- Вы с ним общались?
- А ваше какое дело?
Это, должно быть, наказание за легкость, с которой я получила от ее мачехи плохое
мнение о ней.
- Он отсидел свое время и вернулся домой. Возник вопрос о видеопленке, на которой он
появляется.
Поппи сузила глаза.
- Он нанял вас, чтобы вы пришли сюда расспрашивать об этом?
- Не Фриц. Я работаю на кое-кого другого.
- А какое отношение это имеет ко мне?
- Мне сказали, что пленка была у Слоан незадолго до ее гибели. Я предполагаю, что до сих
пор есть шанс, что она спрятана в ее комнате. Другая мысль - что она доверила ее вам.
Как только я произнесла это, до меня вдруг дошло (с опозданием, согласна), что неважно, кому доверили кассету. Может быть Слоан отдала ее кому-то, или она все еще находилась
в ее комнате, когда мать закрыла и заперла ее. Местонахождение кассеты за последние
десять лет не было важным. Главное, у кого были основания причинить зло Фрицу
Маккейбу? Кто желал ему плохого и хотел превратить его вновь обретенную свободу в
несчастье?
- Извините, но она ничего мне не “доверяла”. Я знала, что пленка была у нее, и говорила, что хочу ее посмотреть, но она сказала, что оставила ее где-то. Она должна была сказать, когда получит ее обратно. Но у нее не было возможности. В любом случае, сейчас я занята
и не хочу прерываться.
Краем глаза я заметила движение в окне соседнего дома и увидела женщину, с которой
разговаривала во время первого визита. Я поняла, что Поппи что-то ответила, а я не
слышала ни слова.
- Я бы лучше не обсуждала ничего, стоя на крыльце. Ваша соседка слышала каждое слово.
Она посмотрела на соседку в окне. Они с женщиной обменялись взглядом, и Поппи
выдерживала его, не моргая, пока та не ретировалась.
Поппи отступила, позволяя мне пройти в ее гостиную.
Она наполнила свой маленький дом странным ассортиментом мебели из 1940-х: тяжелые
светлые предметы, отделанные темным ламинатом. Деревянные подлокотники кресел
были закругленными и обиты темным плюшем. Ткань напомнила мне сиденья в
кинотеатре, когда я была ребенком: короткий колючий ворс неопределенного цвета.
Обычно с внутренней стороны были прилеплены куски старой жвачки.
Ковер был зеленого цвета, с узором из переплетающихся листьев.
Поппи прошла в маленькую кухню, и я последовала за ней, как маленький барашек за
Мэри. На кухонном столе она разложила разделочную доску, специальный нож для резки
картона и пластика, кипу открыток и контейнер с молочной субстанцией, как я
предположила - клеем.
Она разрезала несколько открыток, создав разноцветные полосы, которые приклеила к