Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

Ленинградец Александр Яковлевич Гуляев, откликнувшийся на мою статью, прислал фотографию своего ближайшего друга, казненного Виссариона Мартемьяновича Рютина (Вири), на обороте которой сохранилась его — полустертая, выцветшая — дарственная надпись. Напутствие в жизнь: «Низвергай клеветников, тюремщиков и мерзавцев, прячущих нищету и дальнейшее обнищание народа, прикрываясь при этом маской вождей, выражающих волю народа. 22.ХI.32».

В новой статье я все это высказал — прямо, без стеснительных оговорок. Статью в «Л Г» напечатали. Позвонил Яковлев. Сказал: «Пожалуй, вы правы». Но ни строчки об этом больше не написал.

Полемика вокруг Рютина навела меня на мысль, которая лишь с первого взгляда кажется парадоксальной. Не заигрались ли мы вообще с тем, что получило ходкое название «реабилитация»? В пятидесятые годы и потом, вплоть до начала девяностых, с этим юридическим статусом были связаны вполне определенные — и формальные, и моральные — последствия. Выжившим возвращали права и свободу, из изгоев они превращались в обычных граждан, которым полагались определенные льготы. Формально признанные невиновными обретали жилье, работу, какую-то компенсацию. Родственники погибших тоже извлекали из этого нечто вполне конкретное, ощутимое, жизненно необходимое — в стране, которая продолжала оставаться Советским Союзом, где все заполняли пресловутые анкеты с указанием родственных связей, где отделы кадров строго блюли чистоту рядов, где без справки о восстановлении в правах никуда податься было нельзя.

Реабилитация могла состояться лишь в том случае, если проверяющие инстанции приходили к выводу, что осужденный был пусть и не пламенным коммунистом, но хотя бы вполне лояльным, законопослушным гражданином отечества трудящихся всего мира. Что ни один из сталинских «законов» он не нарушил. В этом была своя несомненная логика, процесс реабилитации находился в полной гармонии с существовавшим у нас политическим строем и с партийными догмами, обязательными для всех.

Ну, а сейчас? Кто, от чьего имени, по каким законам выносит решение о реабилитации? Что практически оно означает? Разве советская власть занималась когда-нибудь реабилитацией большевиков (и не только!), осужденных царским судом за прегрешения против царизма? Разве суды обеих послевоенных Германий проводили реабилитацию антинацистов, осужденных гитлеровской юстицией? Чем же вызвана необходимость сегодня, в новой России, якобы отринувшей прежний режим, доказывать верность загубленных — законам уже не существующей страны? Не тем ли, что та страна — осколок Советского Союза — по-прежнему существует, пускай под другим названием? Не тем ли, что новая Россия совсем не так уж «нова»? Не тем ли, что советское правосознание продолжает владеть умами, а расстаться с ним не хватает не только сил, но и желания?

Конечно, я за реабилитацию. Но вкладываю в это понятие совершенно иной смысл.

Юридическая реабилитация в том виде, в каком она сейчас существует, — акт совершенно абсурдный. Если вдуматься, — он задним числом придает легитимность самой тогдашней юстиции. Стало быть, сталинские «суды» имели полное право судить и осудить многомиллионную «контру», да вот только в данном, данном и данном случае просто малость ошиблись…

Но политические жертвы советского времени заведомо не виновны уже потому, что были судимы несвободным судом, всецело подчинявшимся деспотическому режиму. Противостояние ему — в любой форме — нормальное правосознание вообще не может считать преступлением, даже если бы такое противостояние было истиной, а не выдумкой. Реабилитированным — юридически и исторически, — в моем представлении, является только тот, кто действительно выступал против советского строя и, значит, никакому прощению советской юстицией не подлежал. Кто действительно замышлял свергнуть Сталина и хоть что-то для этого делал. Кто не стоял на коленях и не шел под пулю со здравицей Сталину на устах. То есть тот, кого нынешний — по духу такой же советский — суд, оставаясь в рамках советских критериев, был бы должен признать заслужившим сурового наказания. Даже посмертно. Вот этим героям — законная слава и вечное поклонение…

Боюсь только: в довоенной истории таких, кроме Рютина, найдется немного.

Зачем реабилитация Солженицыну? Зачем — Лихачеву? Зачем — Льву Разгону? Зачем Олегу Волкову, Варламу Шаламову, Юрию Домбровскому, Мейерхольду, Бабелю, Мандельштаму, Гумилевым — Николаю и Льву, Чаянову, Вавилову, миллионам других, тоже ушедших? Какой официальный орган смеет судить, чисты ли их имена? Какой печати, чьей подписи не хватает, чтобы признать их безупречно честными перед своей страной? Страной, а не бандой, присвоившей себе власть…

Заветные справочки нужны вовсе не им, не их потомкам, не их почитателям и друзьям. Они нужны судоплатовым. Тем, кто беспрекословно подчинялся преступным приказам, с гордостью исполнял свой чудовищный долг, а потом был действительно несправедливо осужден тем режимом, которому рабски служил. Пусть утешатся справками.