Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Или, быть может, Черчилль уловил признаки назревавшего краха доктрины блицкригов, с которой германский империализм ринулся в мировую (не европейскую) войну и с успешным претворением которой в сериал эскалирующих агрессий связывал свои вожделения? Запасными вариантами на выигрыш войны рейх не располагал. Министр вооружений и боеприпасов Тодт доложил 29 ноября 1941 года Гитлеру, что добиться приемлемого для Германии окончания войны можно только политическим путем. В 1945 году генерал Йодль на допросах показал, что Гитлер «раньше любого человека на свете чувствовал и знал: война проиграна»; «после катастрофы, разразившейся зимой 1941/42 года, он отдавал себе отчет в том, что с этого кульминационного момента. победы быть не может».

Какие комбинации в данном контексте роились в голове британского премьера? Это, возможно, узнают потомки. Судя по отрывочным сведениям, они перекликались с записью (декабрь 1941 года) в дневнике заместителя госсекретаря США А. Берле, координатора деятельности спецслужб: «.поражение Германии превратит Россию в единственную значимую силу на континенте, и этой позицией она в полной мере воспользуется». Не пробил ли час камни собирать и, среди прочего, форсировать проект «Георг» – утвержденную Рузвельтом 14 августа 1941 года директиву Доновану, руководителю управления стратегических служб, готовить устранение Гитлера?

Не будем упрощать – устранение Гитлера не отождествлялось с окончанием войны на условиях, предварительно оговоренных с СССР. «Германия, взятая под контроль ее армией», – не ляпсус лингве Черчилля. В кругу доверенных лиц премьер примеривал программу, которую станет, насколько от него зависело, навязывать Вашингтону, понятно, за нашей спиной, до тех пор, пока в Европе не смолкнут орудия. Раздражение Черчилля сходом развития с прочерченной в его, премьера, наметках колеи дало себя знать в телеграмме Идену. Министру иностранных дел категорически воспрещалось по приезде в Москву что-либо обещать Советам по части боевого сотрудничества. Ливийская пустыня, писал Черчилль, «это наш второй фронт». Тем более что Япония в это время вонзила клыки в гриву США и Великобритании.

Заглянем в статистические святцы. В Ливийской пустыне утюжили друг друга 6 дивизий плюс 3 бригады резерва на британской стороне и 3 немецких и 7 условно боеготовых итальянских дивизий. Общим счетом 100—120 тысяч солдат и офицеров. Это в четыре раза меньше численности немецких и финских войск, что противостояли Красной армии на северном участке Восточного фронта. По-крупному в роковом 1941 году помогли советскому народу выстоять партизаны Тито. Югославы сковали до 20 немецких дивизий, которые в иных условиях могли тогда оказаться под Москвой и Ленинградом.

Повторюсь. Декабрь 1941 года оказался до предела насыщен событиями всемирно-исторического масштаба. Операция «Тайфун» сникла. Токио решил искать счастья не на советском Дальнем Востоке. 7 декабря японские предводители пошли ва-банк против избалованных милостями природы и судьбы Соединенных Штатов Америки, а заодно и пристегнутой к ним Великобритании. 11 декабря войну США объявили Германия и Италия. На следующий день военными противниками Вашингтона назовут себя Венгрия, Румыния и Болгария.

Тем весомей была победа Красной армии под Москвой. Битва на подступах к столице СССР, в сражениях здесь было задействовано с обеих сторон не менее трех миллионов солдат и офицеров, подвела промежуточный итог всей мировой войне. Цепь блицкригов, коими нацисты вознамерились опутать глобус, разорвалась. Началась затяжная и изнурительная позиционная война. Она требовала как от агрессоров, так и их противников качественно новой стратегии и тактики.

Противники Германии, Японии, Италии образовали «великую коалицию союзников», получившую с легкой руки Рузвельта наименование «Объединенные Нации». Понятие «антигитлеровская коалиция» означало, что европейский театр военных действий считался приоритетным, а Германия, по признанию Рузвельта и Черчилля, – «главной в фашистском блоке». Как и каким содержанием наполнялось декларированное руководителями США и Великобритании союзничество между собой и с СССР, есть другой вопрос.

Истеблишмент Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, конечно же, не был единым миром мазан. Черчиллю оппонировали Иден, Бивербрук, Ллойд Джордж, Криппс, обвинявшие премьера в стремлении «иметь от сотрудничества (с СССР) одни лишь выгоды, ничего не давая взамен». В Вашингтоне очищенного от идеологической предвзятости по отношению к Советскому Союзу подхода добивались, пусть с оговорками, Гопкинс, бывший посол США в Москве Девис, военный министр Стимсон. На последнего, похоже, производили впечатление деловые выкладки военных экспертов, предпочитавших политическим химерам строго выверенные факты.