Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Назрела и перезрела необходимость проведения инвентаризации – самой строгой и квалифицированной во всех запасниках как в России, так и в Германии. Положительный импульс по ее итогам не заставил бы себя ждать. Подвалы Реклингхаузена, уверен, не единственное место, где скрывались от реституции «трофеи» вермахта и его подельников. Немецкой стороне было бы также впору поделиться с нами архивами Кёнигсберга (ныне Калининград) и его округи. Веских оснований не делать этого как будто нет.

Не знаю, обращались ли немецкие службы к американским друзьям с просьбой дать хотя бы обзорную справку, какие российские сокровища перепали Соединенным Штатам. Столетний мораторий, наложенный Трумэном, когда-то истечет. Не очень ясно, однако, не обойдет ли «американские трофеи» усушка и утруска. Или, что также мало кого обрадует, не потребуют ли у собственников самозваные опекуны оплаты издержек за хранение чужого добра.

And last but not least. И в советское время, и сейчас я придерживаюсь позиции, которую разделяют не все мои коллеги. Никакое решение не в состоянии вместить в себя или охватить всю палитру сущего. Генерализация явлений, сведение всего и вся к общему знаменателю снедает инакомыслие, без которого любая альтернатива подсекается в зародыше. Мне ближе понимание чтимого у вас А.П. Чехова: чем лучше вещь, тем резче бросаются в глаза ее недостатки. Законы не исключение.

Установка – не каждый немец есть нацист была подтверждена Советским Союзом в Потсдаме. Если не отрекаться от нее постфактум, то с короны победителей не упадет жемчужина от признания, что практика денацификации, демократизации, демилитаризации, говорю про советскую зону, познала на исполнительском уровне перекосы и перегибы. Усилия по выдерживанию заданной сверху линии – никаких социалистических экспериментов, никаких попыток превратить зону в мини-СССР, не все немцы нацисты – прилагали В.С. Семенов и В.Д. Соколовский. Утверждать, что всегда успешно, было бы преувеличением.

Отдельно назову имя коменданта Берлина генерала Берзарина. Он первым не сказал, а сделал то самое нужное, чтобы человек почувствовал – завтра не станет по мановению вдруг лучезарным, но оно наверняка может быть лучше, чем вчера. Ведь не хлебом единым жив человек, и генерал Берзарин пригласил простых берлинцев сюда, к лежавшему в руинах Люстгартену, вспомнить радость свидания с культурой, с музыкальной классикой.

Мои ссылки на Берзарина, в пользу выверенных и сугубо конкретных разбирательств воспринимались, мягко выражаясь, отстраненно или саркастически: «Еще один умник сыскался». Аргумент – невод не лучшая снасть для отлова, в него, наряду с хищниками, могут попасть люди, непричастные к нацистскому разбою, даже близкие наших друзей, погибших в застенках гестапо, – слыл за демагогию. Еще круче самозваные ортодоксы реагировали, когда под сомнение ставился метод паушального преследования по признакам социального происхождения или имущественного положения.

Сугубо формально процедуры реституции, прописанные Контрольным советом, распространялись на любого немца, владевшего предметами искусства. Коллективная вина при сверхстрогом прочтении тогдашних рескриптов влекла коллективную ответственность. Закон есть закон, пусть рушится Рим, но закон торжествует! Мне же ближе подход Луция Сенеки: «Некоторые неписаные законы тверже всех писаных». Сенека, надо полагать, апеллировал к справедливости и морали, не слишком почитавшимся в античном Риме и изведенным силовым мышлением, пронизывающим нынешние государственные доктрины.

Жить по совести и справедливости не просто в любой среде, какими бы эпитетами режимы себя ни украшали. Это, конечно, не причина отчаиваться и плыть по течению. Согласимся с Гёте: «Невозможно всегда быть героем, но всегда можно оставаться человеком».

30.10.2008

Беседы с Саввой ямщиковым

Беседа 1

Эта программа Саввы Ямщикова о людях созидающих, об их делах, о поисках и иногда ошибках, а главное, о том, как обустроить Россию. Беседы с Валентином Михайловичем Фалиным. К ним интерес огромный. Мы получаем письма с вопросом, когда ждать продолжения. И поэтому мы будем продолжать эти беседы на радиостанции «Радонеж».

С. Я. Валентин Михайлович, мы перешли к эпохе Хрущева, затем остановимся на более близких к нам временах. Вам слово.

В. Ф. Падение Хрущева в 1964 году, на мой взгляд, было более чем закономерным. Такой огромной, сложной страной, как Россия, нельзя управлять по наитию и капризу. У него же частенько случалось так: «Не спалось мне, и пришла в голову мысль». Я сам присутствовал при соответствующем его монологе и, право, едва удержался пролепетать: а не лучше ли было проспаться и на свежую голову, да посоветовавшись с экспертами, выносить вердикт.