Валерий Гаврилин

«Много света от встреч с земляками, что знали меня ребёнком, которых я помню молодыми, много горестных ощущений от заброшенности, запустения. И не материальная сторона угнетает — старые, не ремонтируемые десятилетиями дома, — а ясное ощущение, что брошены люди. Поникшие, растерянные, они не понимают, и никто не может им вразумительно объяснить: ради чего эти мучения?

И я беспомощен, как любой простой смертный россиянин. Я не понимаю этих процессов, я почти не принимаю их, не потому, что я враг нового. Я вижу новое, но не вижу прекрасного. И нет тенденции к прекрасному, всё идёт к ухудшению. Я не политик, моё дело композиторское, и я понимаю: сейчас особенно нужна музыка, которая подбадривала бы и утешала людей в их боли. Не уезжать, не скрываться, не прятаться, а жить и страдать вместе с народом. <…>

Как житель и гражданин я ощущаю, что произошёл чудовищный и безграмотный развал не русской империи, а почти всех институтов нашей государственности. Деморализована армия, с которой начинается строительство любого государства, развалена экономика, открыты все наши границы, страна не защищена от чудовищного разграбления. <…>

Идёт чудовищное оскорбление русских» (из интервью от 13 февраля 1993 года) [19, 341–342].

«Конъюнктуру, в какой бы обёртке она ни была, не приемлю. В храме искусств я не торговец, не лицемер и не фарисей. Я стараюсь быть истинно верующим в искусстве. Особенно теперь, когда многие его творения выброшены на панель» (март 1997 года) [19, 373][238].

Но не быть торговцем в 1990-е означало остаться не у дел. Продавать свои сочинения Гаврилин не умел, искать исполнителей и спонсоров — тоже. «Крутиться и выживать» было ему не под силу, да и методов таких он не знал и, главное, приспосабливаться не собирался. Поэтому и денег в семье не было. Уже не могли себе позволить необходимое порой такси (Валерий Александрович ходил очень трудно и медленно), большие суммы уходили на лекарства[239].

В последние годы, за неимением исполнителей, никакие сочинения не записывались. 11 марта 1994 года состоялась премьера «Трёх песен Офелии». Вторая редакция этого цикла, как уже говорилось, была сделана в 1993 году. В тот же год сочинялась музыка к «Провинциальному бенефису». В 1995-м композитор создал вторую редакцию «Военных писем», но её он уже не услышал. Следующие годы жизни Гаврилина в каталоге его сочинений фигурируют только в связи с незавершёнными опусами и замыслами.

Цикл по Шекспиру в Малом зале филармонии пела бессменная Наталья Герасимова (выступление её было приурочено к фестивалю «От авангарда до наших дней»). Последнее сочинение петербургского Мастера, в котором прозвучала его новая музыка — вокализ «Слышу голос милого Франца», было исполнено виртуозно и артистично, имело большой успех. Но автор этого не слышал — он лежал дома с отитом. На московскую премьеру «Трёх песен» 15 мая всё же выбрались.

Были в зале Чингиз Айтматов, Георгий Свиридов, Валерий Ганичев, Александр Чайковский. Святослав Бэлза снова брал интервью у Гаврилина для своей передачи. В тот же вечер, помимо «Трёх песен», прозвучал и «Вечерок».

В Москве Гаврилины ещё сходили на кладбище к Селивёрстову, к Белому дому — постояли возле поминального креста и вернулись в свой Ленинград — продолжать решать бесчисленные проблемы, в том числе и материальные.

Гаврилину не раз звонили из Союза, предлагали помощь от правительства — единовременное пособие на год. Но он сказал, что у этого правительства ничего брать не будет. Как-то, пересказывая супруге свой разговор со Свиридовым, констатировал: «Ясно одно: в данной ситуации, когда на культуру плюнули и бросили её на самовыживание, решить что-нибудь положительно трудно, надо пытаться сохранить чувство собственного достоинства и себя как творческую, независимую личность, не отступая от своих нравственных и этических принципов» [21, 459].

Чтобы как-то заработать, подбирал, а потом и записывал музыку (чужого авторства) к фильму «Классная дама» по Куприну (сентябрь 1994 года, режиссёр А. Белинский, в главной роли Е. Максимова). Подошёл к этому очень тщательно, переиграл множество сочинений.

Гаврилинских тем в этой картине не было, но музыка звучала очень подходящая, Белинский, как всегда, восхищался «точным попаданием». А играл композитор в четыре руки с пианистом Александром Каганом и грустно шутил по этому поводу: «Никогда бы не мог подумать, что в 55 лет я буду зарабатывать деньги тем, чем зарабатывал их 30 лет назад, — тапёрством. Вот до чего довели перестройка и демократизация страны!» [Там же, 462].

В апреле 1995 года были триумфальные гастроли в Смоленске (Игорь Гаврилов и Нелли Тульчинская возили туда «Немецкие тетради»), а по возвращении в Ленинград Гаврилины узнали страшную новость: у Ольги Яковлевны случился инсульт, она больше не могла ни говорить, ни двигаться. Положение в семье ещё более усложнилось.