Валерий Гаврилин

После первого исполнения «Тетради» целиком в апреле 1965 года автор нервничал, как никогда раньше. Дело в том, что на сей раз это был не просто концерт: 26-летнего Гаврилина принимали в Союз композиторов. После концерта всех попросили удалиться: члены Правления должны были «вынести приговор».

Первым из зала вышел композитор Люциан Пригожин. По выражению его лица можно было понять, что решение положительно: в Союз приняли, рекомендовали цикл для исполнения. Все поздравляли смущённого и растроганного автора.

Последующая работа с исполнителями (Н. Юреневой и Т. Салтыковой) была сложной и во многом конфликтной — порой композитор думал и вовсе забрать у них своё детище. Многое музыканты хотели переделать, спеть и сыграть по-своему, «швыряли автору его ноты, — вспоминал Г. Белов. — Им не нравилась сюжетная канва, либретто они считали грубым и даже неприличным по тексту, вокальная партия казалась неисполнимой, недовольство вызывало и фортепианное сопровождение» [45, 85]. Гаврилин возвращался домой в расстроенных чувствах: «Ну как они не понимают, что отказаться от того, что им не подходит, — это значит изменить сочинение, а я на это пойти не могу!» [21, 74].

Но несмотря на все разногласия, премьера в Малом зале филармонии 27 октября 1965 года прошла с грандиозным успехом. Однако автора в интерпретации Надежды Юреневой устроило не всё. Он отправил ей письмо, в котором деликатно указал на недочёты: «Вы ради выразительности пожертвовали всем: стилем, паузами, отработанными прежде приёмами и деталями и даже вокальной позицией» [21, 74]. Кроме того, речь шла о недостаточно весомом звучании рояля.

Надежда Юрьевна от исправления недочётов категорически отказалась: «Дальнейшие выступления с Вашим циклом возможны только так, как это было 27 октября в Филармонии. На декаде другой вариант для меня исключён» [21, 75]. Автору пришлось согласиться: отменить концерт на Декаде музыкального искусства Ленинграда в Москве было нельзя.

Московская премьера состоялась 1 декабря в Малом зале консерватории[88]: «Русская тетрадь» была включена в программу наряду с другими сочинениями композиторов-ленинградцев. Валерий Александрович приехал в столицу в первый раз.

Свои впечатления о поездке он описал в письме жене: «…Обстановка для меня неважная. Хочу скорей заниматься и сочинять. Для музыки, для души никакой нет пищи, всё очень противно. Во-первых, групповщина, чинопочитание, фальшивые улыбки, дико лживые разговоры. Все живут как барометры: как к кому проявится внимание с высоких кресел — так сразу все на тебя обращают внимание, а если нет — то никто тебя не видит. Самое мерзкое произошло вчера в Центральном доме журналиста. Меня, как всегда, вставили вместе с эстрадниками первым номером. <…> потом всех нас пригласили на банкет, и все наши, и журналисты, женщины и мужчины, напились самым свинским образом. <…> Фаня (наша, союзная), которая меня не замечала раньше, вдруг примчалась с другого конца зала и стала говорить: «Он у нас хороший. Правда, хороший? Не грустите. Ну выпейте коньячку». И все вдруг на меня обратили внимание и занимали всякими шутками. Пока я начисто не отказался от всякой выпивки. Мразь, мразь! Думаешь, для чего работаешь, если в минуты веселья все забывают о цели жизни, о человеческом достоинстве и работают только двумя нижними извилинами» [21, 75].

Следующая поездка в столицу была не такой удручающей. Более того, она сыграла в судьбе Гаврилина важную роль: «Русская тетрадь» прозвучала на одном из заключительных концертов V Пленума Союза композиторов СССР, который проходил с 19 февраля по 2 марта 1966 года.

Видимо, настроение Валерия Александровича на этот раз было намного лучше — по крайней мере, ещё до концерта Наталия Евгеньевна получила весёлую весточку: «Всё очень хорошо. Чувствую себя прилично <…> Познакомили меня с кучей московских музыкантов, но никого не запомнил, кроме Гиви Орджоникидзе, так как с ним я познакомился как в анекдоте. Должанский говорит: «Познакомьтесь». Тот мне протягивает руку и говорит: «Орджоникидзе», а я, думая, что скромный человек представляется мне по имени города, чью музыку он представляет, пожал ему руку и сказал: «Ленинград» [21, 76].

Успех «Русской тетради» был феноменальным. Многие музыканты заходили к автору в артистическую, выражали своё восхищение. Но главное — цикл услышали Д. Д. Шостакович и Г. В. Свиридов. Впоследствии Георгий Васильевич писал: «О музыке Валерия Гаврилина и о нём самом теперь много говорят. И мне говорить о нём всегда приятно. Уже первое произведение Гаврилина, которое я услышал — вокальный цикл «Русская тетрадь», — меня поразило. Вспоминаю, как после концерта я шёл поздравлять композитора, с которым не был тогда ещё знаком и, перед тем, как войти в артистическую комнату, встретил выходящего оттуда Шостаковича. Я спросил его: «Ну, как, Дмитрий Дмитриевич?» Он только развёл руками. И я увидел у него на глазах слёзы…» [45, 12].