Вальпургиево проклятие

Ряды развешанных повсюду фотографий сообщали, что приемы гостей являлись обязательным обрядом в этом поместье. На снимках были запечатлены разные люди, счастливые улыбки которых привносили в этот дом еще больше света и гармонии. Вглядываясь в мельчайшие детали богатой фотохроники, я заметил между ними разительный временной контраст. На одних снимках изображались молодые дамы и господа, а на большинстве остававшихся – возрастные и уже далеко не такие юные и беззаботные люди.

При мысли о том, что у хозяйки имелось такое количество друзей, в частности лиц мужского пола, в голове рисовался образ обветшалого крылечка. «Неужели, – подумалось мне, – никто из гостей не замечает этого вопиющего кошмара? Неужели за все эти годы никто так и не предложил даме помощь?»

Раз хоромы этой леди посещают такие беспечные лодыри, то я с радостью предложу старушке свою помощь.

Помимо обширной настенной фотохроники, стены украшали портреты и роскошные картины, от которых было трудно оторвать глаз. В особенности такому человеку, как я – в жизни не знавшему пышности и изобилия. Все портреты были выполнены в шикарном исполнении, и я не удивлюсь, если на сеансы их написания приглашали каких-нибудь знаменитых художников. Хотя чему здесь удивляться? Люди, владеющие таким поместьем, вполне могли позволить себе вышеупомянутый каприз.

Окидывая прихожую комнаты восторженным взглядом, я с удовольствием разглядывал все мельчайшие детали ее королевского интерьера: резная дубовая мебель, старинные мастеровые вазы, разбросанные по лакированному полу шикарные персидские ковры; эксклюзивная бутафория и великое множество арок, за которыми скрываются последующие, еще не открытые моему взору хоромы богатой хозяйки.

Украдкой заглядывая в другие залы, я сталкивался с главной особенностью этого жилища – чрезмерной роскошью. Расставленный повсюду антиквариат, изумительные лепнины, эксклюзивные люстры и гобелены, а также высокие мраморные статуи, подсвеченные теплым, слегка приглушенным светом декоративных светильников.

В отличие от броской, ярко освещаемой прихожей, между помещениями сохранялся приятный контраст: сновавший своей ослепительностью холл и уютные комнатки, которые помимо своей умеренной величественности, так и норовили наделить дом уютом, как для своих постояльцев, так и для новоприбывших гостей.

Увидев, что новоприбывший гость уже несколько минут завороженно осматривает интерьер ее дома, хозяйка осторожно дотронулась рукой до моего плеча и тем самым мгновенно вернула меня в реальность.

– Сердечно извиняюсь, если отвлекла вас от размышлений. Но поймите меня правильно: мое материнское сердце разрывается от вашего измученного и голодного вида. Так уж получается, что ужин в моем доме подают ровно в восемь. А вы, молодой человек, весьма припозднились. – Выждав незначительную паузу, она продолжила: – Я думаю, нет ничего страшного в том, что мне придется разбудить мою кухарку и попросить ее приготовить что-нибудь аппетитное.

– Мэм, я вам очень благодарен, но…– Не дав мне договорить, она дружелюбно протянула мне руку:

– Мисс Эроузи. Но я настаиваю на том, чтобы вы называли меня Роуз. – Губы хозяйки расплылись в приятной улыбке.

– Мистер Шульц, – замешкавшись, проговорил я: – Но для вас Фрэнк.

– Добро пожаловать в мой дом, Фрэнк, – пролепетала Роуз и легонько, как и подобает пожилой даме, приветственно сжала мою ладонь. – Фрэнк, ваша спальня вскоре будет готова, а что касается багажа, то можете смело оставить его внизу.

– Большое спасибо, мисс, – с благоговением произнес я.

Ощутив робкую неловкость за то, что так бесцеремонно напросился в дом к этой очаровательной даме, я почувствовал, что от смущения на моих щеках выступил легкий румянец. Но как ни странно, все это время мисс Роуз мило мне улыбалась. Наверное, в ее глазах я был скромным и несамостоятельным юношей. Ох уж мне эта учтивость пожилых дам! Их, наверное, это чрезмерно забавляет. Я давно понял, что женщины – это удивительнейшие существа, им в любом возрасте нужно о ком-то заботиться.

Не дав мне подняться в спальню, любезная мисс Роуз настояла на том, чтобы провести экскурсию по свободным комнатам своего, как она выразилась, скромного жилища.

Позолоченные комнаты, отточенные уголки, узорчатые дверные ручки – все это было как в настоящей сказке. Поэтому назвать жилище Роуз «скромным» у меня язык не повернется.

Проходя мимо очередного помещения, у меня складывалось приятное впечатление, что прямо сейчас я нахожусь в античном музее самых изящных убранств. Дом хозяйки представлялся мне недоступным дворцом, принадлежащим деспотичным и величественным королям, а окружающая его местность – зачарованным лесом…

Здешний антураж я рассматривал с нескрываемым восторгом под сопровождение увлекательных рассказов Роуз о незапамятных временах, которым она подобрала очень остренькое слово – «золотые».