– Ну ты не знаешь, что ли, что это самый рабочий способ заманить любую девицу куда угодно, не вызывая у нее подозрений? Сладкое слово «кино».
– Не понимаю… При чем тут кино и я? Загадки эти, платья, музыка? Не вижу связи.
– Выходит, я права, и ты не такой уж блестящий следователь, если не смогла увидеть очевидное и слегка заглянуть в свое прошлое.
– Всю ночь его рассматривала, прошлое это, – сказала Лена, пытаясь понять, что делать дальше.
– И что – никаких мыслей?
Этот равнодушный вид и безразличный тон оказались самым действенным средством для запугивания, Крошина вдруг четко это осознала. Она не понимает, что движет этой женщиной, а та не показывает ничего вообще, и ждать от нее можно чего угодно.
«А ведь это могут быть и наркотики», – почему-то подумала Лена, но вспомнила глаза Колодиной, которые видела довольно близко всего несколько минут назад, и они были совершенно обычными.
– Да-а… А ведь я всегда знала, что совершенно зря тебя преподаватели так превозносили, Крошина. Хотя… папа-мама, конечно. Династия, не то что у некоторых. У некоторых только больная тетка была, куда им…
– Мои родители не имели отношения к моей учебе.
– Давай, расскажи мне, а я послушаю, – кивнула Нина, перекидывая ногу за ногу. – Давно не слышала баек про то, как дети известных адвокатов «все сами-сами».
– Будь это так, я бы тоже в адвокатуру пошла, а не моталась бы в поисках убийц, например, – чуть с вызовом ответила Лена.
– Ты мне еще про процент раскрываемости расскажи, – все так же без эмоций отозвалась Колодина. – Ты же элементарную логическую цепочку выстроить не смогла. А все было так просто…
– Ты наверняка расскажешь, да? Просто паузу выдержишь – как в кино.
– Да что ты к кино-то прицепилась, оно там вообще ни при чем, – отмахнулась Колодина.
– А что – бассейнов не хватило?
– Каких бассейнов? – не поняла Нина, и Лена объяснила:
– Тех, возле которых находили трупы в книге Голицына.
– Ах, это… нет, бассейны мне не были нужны, а Голицын только символ твоей глупости, вот и все. Они все – символы твоей глупости, Крошина. Кольцов этот, напыщенный себялюбивый придурок, Голицын, настолько повернутый на своих книгах, что сует туда все, что вокруг видит. Как ты могла быть с такими мужиками, Ленка? После Максима…
И вот тут у Крошиной все сложилось, вернее, она поняла, за какую нитку дергать, чтобы вывести Колодину на эмоции.
– Так все дело в Дягилеве? – как можно небрежнее произнесла она, и глаза Нины вспыхнули, а голос чуть дрогнул:
– Не произноси его имя вообще!
– Что – больно? – глядя на нее в упор, спросила Лена, не совсем отдавая себе отчет, что может запросто получить опять удар чем-нибудь по голове и все закончится.
Но соблазн узнать всю правду был велик, а имя Максима Дягилева так очевидно выводило Нинку на эмоции, что отказать себе в этом Крошина не смогла.
– Он же тебе нравился, правда? С первого дня… Согласись, он красавец был? На курсе никто рядом не стоял…
– Замолчи! – предупредила Колодина, сжав пальцами подлокотники кресла. – Я не хочу, чтобы ты его упоминала.
– Но ты ведь посвятила эту постановку ему – так почему мне нельзя о нем говорить?
– Потому что я имею на это право. А ты – нет.
– И как же мы будем разговаривать, не вспоминая о Максе?
– И не называй его Макс, он не кот и не собака, у него есть красивое человеческое имя – Максим.
Лена видела, что всякий раз, произнося это имя, Колодина теряет душевное равновесие, голос дрожит.
«Что же случилось у нее с Максимом, что она его так боготворит, аж дышать не может?»
В голове зашевелилось что-то такое… какие-то воспоминания, а потом вдруг совершенно четко Лена увидела взгляд с экрана в кабинете Шмелева. Нинка смотрела с ненавистью на них с Максимом, хотя в кадре их не было. И ненависть эта была направлена на нее, Лену, а вовсе не на Максима, потому и шутка про «долбани веслом» так взбесила ее тогда. Кому-кому, а Дягилеву она не причинила бы никакого вреда.
И внезапно, как будто в клубке спутанных, казалось, намертво ниток нашелся кончик, потянув за который, можно будет их размотать. Лена стала вспоминать мелкие эпизоды из студенчества.
Вот они группой сидят в столовке, все за одним столом, и Нинка обязательно оказывается напротив Макса. Субботник, все с метлами, носилками и лопатами вычищают выделенную их группе территорию, и Нинка опять рядом с Дягилевым.
«Давай я понесу с тобой носилки, – словно услышала Лена ее голос и за ним – легкий смешок Максима и его фразу: – Мне же придется идти вприсядку».
На картошку в ближайшее хозяйство их всегда возили автобусами на несколько дней, и Нинка всеми правдами и неправдами сидела если не на одном сиденье с Максимом, то непременно через проход, вызывалась подкапывать те кусты, которые не выдернул картофелеуборочник, чтобы идти по борозде рядом с Дягилевым – опять.