Валсарб

А мне, собственно, и неважно, в чем пойти на первое причастие, я согласна на хлопчатобумажные занавески-сеточки, которые висят у Бабы на всех дверях, даже в хатке, и охотно облачилась бы в них, как делаю, когда играю в принцесс, но, боюсь, мама этого не одобрит.

Тем временем тетя обещает сшить мне красивое платье, несмотря ни на что, ее ничем не проймешь, если она садится за швейную машинку. Из куска бордового креп-жоржета рано или поздно выглядывает костюм Красной Шапочки, из крашеной марли возникает Спящая красавица, так что можно не волноваться. А новые белые сандалии у меня уже есть.

Первое причастие состоится в воскресенье, накануне моего дня рождения, по шушуканьям и довольным физиономиям взрослых легко догадаться, что у меня будет грандиозный двойной праздник, хотя отмечать рождение заранее – плохая примета, что это еще за суеверия такие, ты либо в Бога веришь, либо в приметы, выбирай. В качестве сюрприза предстоит поездка в Динабург, а это почти что страна Желанная. Всего каких-то полчаса на автомобиле, но пером не описать, до чего все другое. Здесь есть вокзал и рельсы, которые ведут на этот вокзал, в нездешних магазинах продают творожные сырки в шоколаде и взбитые сливки в баллончиках, прямо на улице розовые облака сладкой ваты на палочках, а в кафе-мороженом – шарики пломбира в металлической розетке. В парке аттракционов можно попрыгать на лошадках-качалках, прокатиться на паровозиках или колесе обозрения, которого смешно боится папа. Ничего подобного в Валсарбе нет. Вряд ли город в состоянии вынести ораву визжащей детворы, умеющую летать выше деревьев на чертовом колесе, исключено. Никаких каруселей, достаточно качелей во дворе. Валсарбу по нраву только камерное и привычное: кустик, песочница, озеро, лавочка, озеро, дом. Ему под стать лишь благовоспитанные дети, чинно и торжественно взмывающие вверх, парами, по лестнице костела, и их родственники, всхлипывающие от умиления, надо же, погода не подвела, безоблачное небо открыто чистым сердцам.

Распахнуты двери навстречу бесконечному сонму белоснежных мотыльков, которые прежде, чем занять места в лавках, трепеща от волнения у решетки исповедальни, свистящим шепотом перечисляют грехи свои тяжкие – тихо, как можно тише, на редкость хорошая акустика подводит, никуда не денешься, пожалуй, даже на улице слышно, как ты маму не слушался сто раз – самое малое за жизнь, может быть, даже пятьсот, папу тоже не слушался, но он поздно приходит с работы, поэтому доля непослушания ему не столь велика, брата дразнил, а он еще маленький и несмышленый, у Димки с соседнего двора машинку украл, но потом отдал и сказал, что нашел, одноклассника обозвал, даже и не думал, что это слово настолько скверное, искренне раскаиваюсь, больше грехов не помню, могу ли я рассчитывать на рай. Ксендз стучит три раза, и призывает к молитве, и отпускает грехи наши смертные, отпускает души наши грешные, отпускает нас, залитых кровавым румянцем, остается подняться с колен на ватные ноги, дотянуться до столы, поцеловать ее и, поскорее исчезнув с глаз других, молиться и каяться в каком-нибудь укромном уголке.

Каяться нужно вдумчиво, не заботясь о том, что будет, если комуния упадет, если этот хрупкий хлебец возьмет и упадет, – о ужас, она не должна упасть у тебя, детка, конечно, не упадет, с чего бы это, однажды у здешней старухи упала комуния, прямо на пол упала, пол был чистый, разумеется, там даже ковровая дорожка была, но это же Тело Христово упало, понимаешь, не просто кусочек пресного хлебца, все молились до поздней ночи, пришлось всем замаливать это грехопадение, всему костелу во главе с этой старухой, не думай об этом, думай о грехах своих, не отвлекаясь на предстоящую поездку в новом сливочном и кружевном платье в сказочный Динабург с реками из молочных коктейлей с кисельными берегами. Кисель – это фамилия нашего ксендза, бывают такие говорящие фамилии, запомни, Францишек Кисель, говорит Баба, меня не будет, Деда не будет, а этот день останется. Сможешь показывать внукам нерезкие фотокарточки с залитыми июльским солнцем ступеньками, на которых видимо-невидимо маленьких белоголовых херувимчиков вместе с ксендзом Киселем и с нашим, родным ксендзом Михалом, они ведут вас к свету, ведут сегодня и поведут потом, когда меня не будет, Деда не будет, когда ничего не останется. Только засвеченные фотографии.

Наверное, Люська обиделась на что-то. Может, на то, что сегодня у меня получалось лучше прыгать. Признаюсь, я немного потренировалась дома, нацепив резиночку между двух стульев, но, думаю, мои тренировки ни при чем, мне просто повезло. Я совсем не спортивная и вечно освобождена от физкультуры.