Вальсирующая

– Я помню, как твоя мать стремилась во всем быть похожей на Франческу Гааль из кинофильма “Петер”! А как она пела на немецком “Heute fule ich mich so wunderbar!”[1] Приблизь к ее уху трубку, я напою…

– Ты будешь слушать, как тетя Света Бронштейн исполняет танго из кинофильма “Петер”?

– …С удовольствием, – отзывается – из далека-далёка.

Зато, когда лечащий доктор Ирина Валентиновна в полной уверенности, что Искра уже не внемлет голосам земным, громогласно объявила мне во время утреннего обхода: “Прогноз такой: вы будете иметь просто тело на долгие годы”, мать моя, ни в чем себе не изменяя, загадочно усмехнулась, как будто знала все наперед, и показала кукиш.

Я бы убила нашу Ирину Валентиновну, оторвала бы ей голову, вобле сушеной, если бы со всей серьезностью, едва в нашей жизни зазвучала эта тема, не принялась практиковать теплоту, терпеливость и сострадание к работникам казенных домов. “Прежде всего, – сказано в инструкции, – следует развивать теплоту и терпеливость дыхания. С каждым вдохом культивировать в себе открытость и душевное тепло…”

Практика теплоты с терпеливостью и состраданием пригодилась мне и в дальнейшем, когда нас выписывали из больницы, как бесперспективных пациентов, ибо это был не инсульт (“Мы едем ко мне, ты поняла?” – “…Да. Ты хочешь жить со своей мамой…” – “А я хочу жить со своей тещей!” – Лёша добавил). И когда к нам домой явился онколог – мужчина бодрый, в соку и в расцвете лет, прошел на кухню, полистал медицинскую карту, выписал рекомендации по обезболивающим препаратам и ушел, даже не взглянув, есть у нас больной или нет, я проводила его, победив недовольство, смиренно и кротко. А Лёша: “Правильно, врачам надо обходить окольными путями опасный случай. Но если он влип, всё – будет ухаживать до последнего…” Ну, и так далее – не хочется забегать вперед.

Что интересно, Галактион у нас в это же самое время тоже лежал в больнице, в академической, совершенно в другом конце города. Мальчик забросил его туда с гипертоническим кризом сразу, как только мы увезли Искру. И каждый день возил ему бутерброды с сыром и докторской колбасой.

Старик, растроганный:

– Ты очень вкусные бутерброды привез в прошлый раз, мой мальчик!

– Я и сейчас их привез!

– Ты их готовыми покупаешь? – спрашивал Галактион, в любом состоянии открытый, излучающий душевное тепло, располагающий к дружеской беседе.

Когда я наконец привела его к Искре, она так разволновалась, что заплакала.

– Ну что ты, что ты, – воскликнул старик- отец, – ты лучше вставай и пойдем, представим, что мы гуляем в парке!

Она уже много дней не вставала с постели, но тут поднялась, мы накинули на нее халатик…

– Тверже шаг! – скомандовал Галактион.

Они давай прохаживаться, опираясь друг на друга, и тут она его обняла, и они стали тихо танцевать под мелодию “Осенних листьев”, которая многое говорила их сердцу. Она подсвистела, Искра хорошо свистела – художественным свистом.

– Осенние листья шумят и шумят в саду… – напевал Галактион, – знакомой тропою я рядом с тобой иду… Сильнее разлук тепло твоих рук… – так они танцевали, обнявшись, удаляясь из поля зрения, исчезая в пустоте песни.