Вампитеры, фома и гранфаллоны

Но у легализации забавных, милых и отвратительных слов было одно прекрасное следствие. Мы не только смогли теперь совершенно свободно называть вслух и принародно любую часть нашего тела, что повысило уровень нашего духовного здоровья и понимания того, как устроены наш организм и душа. Теперь мы могли обсуждать что угодно! Когда моя мать (да благослови бог ее душу и ее колени!), держа меня на коленях, воспитывала во мне навыки приличного поведения, я узнал, что не имею права обижать кого-либо разговорами о человеческих выделениях, репродукции, религии или источниках благосостояния человека, с которым говорю. Теперь обо всем этом мы имеем право рассуждать! Так называемый хороший вкус не станет более уродовать наше сознание.

Самые мрачные табу, как и запрет на разговоры о сексуальности и выделениях, – религиозное лицемерие и преступно нажитое богатство. И если мы соберемся искренне и правдиво вести разговор о том, чем является Америка и чем она станет в будущем, то должны вести наше обсуждение в совершенно неприличной стилистике – или вообще не обсуждать ничего.

Думаю, что какие-нибудь писатели создали в вашей библиотеке некий запас коммунистических идей. Дай им только шанс – и они сделают это. Разложат повсюду в укромных уголках, подобно пасхальным яйцам. Я и сам сторонник более справедливого распределения труда и богатства. «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Есть ли более американская в своей сущности идея? Более пуританская? Эти слова следовало бы выгравировать на Плимутском камне, на который ступила нога первооткрывателя. Достойная была бы надпись – при всей своей экзотичности.

Но я – не марксист и не маоист. Я принадлежу к миру искусств, и мои ближайшие друзья принадлежат к миру искусств, а при марксизме или маоизме, как при любой другой форме монолитной диктатуры, нас просто размажут по стене. А я не хочу, чтобы меня размазывали по стене. В отличие от своих коллег, я не думаю, что Америка так поступит. Это очень консервативная нация. Она продолжает делать то, что всегда, хорошо это или плохо. Америка будет плохо относиться к цветным. Она всегда плохо относилась к цветным. По-прежнему будет позволять своим писателям делать и писать то, что они хотят, – это тоже в ее традициях. Америка слишком ленива, чтобы быстро меняться. И мне повезло, что я такого цвета, какого есть, и делаю то, что делаю. Америка – для меня.

Что касается разнообразных планов относительно того, как сделать Америку лучше, чем она есть, я думаю следующее: большие семьи в стабильном окружении могут сделать гораздо больше, чем правительство. Что до последних выборов, так я голосовал за Макговерна, и мы заслужили поражение.

Это не конец света. Конец света мог бы быть во Вьетнаме. В каждом человека заложен потенциал величия. Мне кажется вполне возможным, что Ричард Никсон, как любой другой неудачник, может стать великим. Для этого ему нужно побороть в себе зло – нежелание следовать Конституции. Мы все должны бороться с тем злом, какое в нас живет.

Уильям Ф. Бакли в своей недавней колонке написал, что в случае поражения Никсона я прыгал бы от радости. Это потому, что я сделал карьеру на презрении к Америке. Его слова доказывают, как мало он меня читал. Бакли также заявил, что я зарабатываю на разговорах о любви. Вообще-то, к любви я отношусь с подозрением, и любая моя честная биография это показала бы. Если кто-нибудь говорит мне, что он меня любит, я чувствую, словно к моей голове приставили пистолет. Что в подобной ситуации может ответить человек? Только то, что требует тот, с пистолетом – «Я тебя тоже!». К черту любовь и да здравствует кое-что иное, на описание чего у меня еще даже нет слов.

Итак, снова о добре и зле, содержащихся в вашей библиотеке. Книги, фильмы, пластинки, пленки и картины, которыми вы владеете, – во всем этом воплощено лучшее, что было и есть в людях, их создавших, хотя они в жизни по разным причинам были объектом презрения. Лучшим примером того, как из зла произрастает добро, являются в высшей степени гуманные произведения Луи-Фердинанда Селина, французского врача и романиста, который после Второй мировой войны был осужден как военный преступник. Луи-Фердинанд Селин – псевдоним. Настоящее его имя – Луи-Фердинанд Детуш. Родился он в бедной семье и проработал бо́льшую часть своей взрослой жизни врачом – за мизерную плату лечил бедняков. Его ранние романы я прочитал, ничего не зная об антисемитизме автора. Не было антисемитизма и в этих книгах. Но и я, и другие читатели Селина ощущали, что мы общаемся с великим человеком.

И это действительно так – его величие состояло в том, что он ценой мучительных поисков нашел в себе добро и показал нам. Пусть так и будет.

Он ушел из жизни. Умер от естественных причин. 1 июля 1961 года. Любопытно, что в этот же день застрелился Эрнест Хемингуэй.

Так я и закончу свою речь. Спасибо!

Пригласите Риту Райт в Америку!