В эту ночь луна красовалась на небе во всём своём величии. Пятью пятый день не даром так зовётся, это первая ночь полнолуния. Улицы были залиты молочным светом, поэтому Моторину пришлось проделать весь путь, прячась в тени зданий. Сделав первый шаг по площади, Паша замер. Со стороны невидимой в тени сцены раздавались приглушённые звуки. Он поправил рюкзак, лёг плашмя на плиты и пополз по-пластунски.
Вокруг возвышения стояли четверо копейщиков и старательно пялились в темноту. Во всяком случае, так показалось Моторину от разрушенного фонтана. Но через некоторое время он заметил, что только один переминается с ноги на ногу и время от времени что-то бормочет сам себе, чтобы не заснуть. Двое других привычно повисли на копьях, схватившись за верхнюю часть, а последний и вовсе не выдержал. Пока наш диверсант смотрел, этот горе воин устало присел на возвышение в середине сцены и повесил голову на грудь.
– Умаялся дедушка, – прокомментировал шёпотом Моторин. – Имеет право поспать, пока молодые службу тащат.
Он полежал неподвижно ещё с полчаса. Луна сдвинулась, и теперь с того места, где он находился, Паша мог доползти до задника сцены, не выходя из тени. На эту операцию ушло ещё не меньше получаса. К счастью, удалось всё проделать тихо, сон бдительных караульных никто не потревожил.
Моторин осторожно забрался на сцену и, не останавливаясь, нырнул внутрь камина. Тут же сверху с шорохом осыпались хлопья золы, захотелось чихнуть. Внизу, под ногой, щёлкнул обломок камня. Диверсант замер, стараясь не дышать.
Через минуту со стороны фонтана послышались приближающиеся шаги. Ещё немного, и до путешественника донеслось невнятное бормотание. Слова он смог разобрать лишь когда копейщик подошёл вплотную.
– …спит. А ты тут ходи, проверяй, что за камни в трубе крошатся. Да ещё тихо, чтобы старшего не разбудить. А что не только ему спать охота, это его не волнует…
Голос потихоньку стих, через какое-то время пропали и шаги, видимо, молодой воин вернулся на свой пост.
И здесь дедовщина, прокомментировал про себя Моторин, упёрся спиной в стенку трубы и аккуратно ухватился за камни противоположной стороны. Подтянулся… Нашёл, куда поставить ноги… Упёрся, подтянулся, поставил, упёрся, под… Замер. Снова зола. Опять щекотно в носу и хочется чихнуть. Хорошо, на этот раз к камину никто не подошёл. Он подождал ещё несколько минут, упираясь спиной и ногами. Подтянулся…
До края добрался не меньше, чем через четверть часа. Аккуратно вкрутил веточку-рогульку в щель между камнями, напротив ещё одну, и привязал между ними верёвку. Работать было очень неудобно, мешал висящий на груди рюкзак, к тому же крепить всё наощупь, в полной темноте, было непривычно.
Но через какое-то время гирлянда оказалась на предполагаемом месте, и самодеятельный диверсант начал обратный спуск.
На полпути остановился, вкрутил между камнями ещё палочку и повесил на неё два маленьких, связанных между собой, горшка. Всё, подготовка к предстоящему празднику проведена. Теперь основное – покинуть точку так, чтобы никто из караульных этого не заметил.
Моторин выполз из камина и с ужасом обнаружил, что небо на востоке стало гораздо светлее. Он тут же упал плашмя на плиты сцены и, еле слышно шурша босыми ногами, пополз за неё. С площади уходил пригнувшись, стараясь держаться подальше от открытых мест. Потом долго блуждал между домами в поисках пути к жилищу Отохэстиса. Лишь под утро, грязный, усталый, с содранной кожей на животе и локтях, Паша завалился в кузницу. Теперь можно было и отоспаться.
Глава 27. Пятью пятый день
Проснулся Моторин поздно, солнце было уже в зените. И то, проснулся не сам, разбудил его Отохэстис. Паша поворочался, на полу в кузнице было не очень удобно, наконец открыл глаза. Кузнец стоял над ним и со счастливой улыбкой рассматривал золочёную ночную вазу.
– Это выглядит очень богато, Паша, – довольным голосом произнёс он. – Даже не хочется дарить этому гаду, Чогэну. Может, ну его, этот праздник, а? Себе оставим.
Моторин долгое время не мог окончательно проморгаться, пока не понял, что это ему не кажется. Отохэстис действительно раздумал дарить плод их почти суточного труда жрецам. Мало того, что это портило впечатление о кузнеце, такое решение ломало весь план путешественника. Хозяин кузницы заметил недовольный взгляд гостя, некоторое время в его душе боролись человек и жаба, наконец, разум победил.
– Мы же сможем сделать ещё такую же?
Моторин расслабленно откинул голову на свою импровизированную подушку.
– Не сможем, – зло отрезал он. – У тебя был всего один ночной горшок.
Сначала кузнец непонимающе молчал, и лишь через несколько секунд до него дошёл юмор. Он аккуратно поставил хрупкий подарок на огромную наковальню и только после этого позволил себе расхохотаться. Отсмеявшись, Отохэстис присел перед лежащим путешественником и положил руку ему на грудь.
– Я не сомневаюсь, что такие чаши для тебя пустяк. Марат говорил, вы приехали на волокуше, которая ползла по дорогам сама, никто её не тянул, наоборот, она тянула за собой ещё две.