Варианты Морозова. Стеклянная стена

Загадочная немая страна ждала Устинова.

И вот он, пристыженный и угрюмый, вернулся в Москву, чтобы снова стать студентом. Поезд простучал через широкую ночь и въехал в солнечное утро, пахнувшее дымком и морозом. Толпа быстро шла по асфальтовой тропе между двух углубленных в узкие русла поездов. Люди текли к городу, смотревшему на них сияющими окнами вокзала. Соседняя электричка впереди Устинова словно качнулась, замерла. Лязгая и скрипя, она не сразу остановилась. В конце ее головного вагона, в узкой нише между стенкой перрона и темными колесами, лежала на спине женщина с оскаленным лицом. Ее нога была зажата выше колена между парой колес, и там, где проехало колесо, ярко темнел, выделяясь на фоне серого чулка и блестящего рельса, короткий тупой след. Несколько человек стояли у вагона. Одни подходили и замирали. Другие молча исчезали в текучей толпе.

В один прекрасный день стрелки часов побежали быстрее обычного. Не успевало наступить утро, как солнце уже выкатывалось над крышами, звенело под стенами домов каплями талой воды и вскоре опускалось на вечерней стороне. Порой взглянув в окно, Устинов видел черное стекло ночи и отраженную в ней настольную лампу. Он спешил закончить в срок дипломную работу, и его друг за соседним столом тоже спешил. Между двумя кругами света на полу лежала полоса тени. Откуда-то доносилась музыка, рассказывавшая о зеленых полянах и девушке с зелеными глазами весны. И действительно, ведь весна уже летела над отечеством, но они слышали в ее движении тревожную ноту неизвестности.

В конце концов они благополучно оставили студенческое сословие, получили необходимый документ, подтверждающий на вечные времена их принадлежность к интеллигенции, и каждый потихоньку побрел своей дорогой. Будьте благословенны, студенческие годы!

После защиты выпускники разъезжались один за другим. Устинов тоже стал собираться. Вещей оказалось больше, чем он видел в комнате ежедневно. Книги, тетради, почти новый темно-синий костюм, чуть-чуть попорченный молью и подштопанный черными нитками, рубахи, зимние сапоги, кеды, двадцатикилограммовая гиря и гантели, куртка с капюшоном, трусы, майки, шапка, пальто, электроутюг, большая пачка писем, три пары брюк, четыре галстука, кожаный офицерский ремень — все это никак не помещалось в большом чемодане, который назывался «мечта оккупанта». Устинов принес из магазина картонные ящики и уложил книги. Разные это были книги: пять томов русской истории Ключевского, «Политика» Крижанича, двухтомный определитель растений СССР, мемуары маршала Жукова, шахматные партии Фишера, разрозненные тома Чехова, Толстого, Бунина, Гегеля и еще какая-то букинистическая мешанина, растерянная во время последующих переездов с квартиры на квартиру. Осмотрев имущество, Устинов решил не брать гирю и гантели, а остальное упаковал и снес на первый этаж к выходу. Потом пошел в туалет, вымыл руки, поглядел в зеркало, словно попрощался с тем парнем, который пять лет каждое утро глядел на него из зазеркалья. Но если было ясно, откуда Устинов уезжал, то совсем не просто было ответить на вопрос, куда он ехал. И то, что друг называл «прикрыть спину», тоже оставалось здесь. Ковалевский уже мчался на Урал, чтобы занять должность заводского социолога, и в ту минуту, может быть, весело таращился в окно на сельские пейзажи и стремился угадать в каком-нибудь арочном коровнике деяние своих рук. Его ждал железный город, рождающий в огне стальных великанов, и живые коровы на зеленом пригорке были отражением чего-то простого и исчезнувшего так же, как лукавство хитроумного Щербакова или пошлость философа Полехина.

А у Устинова не было ни уверенности Тараса, ни точного адреса будущей жизни, которая тем не менее уже началась.

Возле общежития его ждал щуплый черноволосый человек по фамилии Галактионов. Погрузились в такси и поехали в район блочных домов. Хозяин и хозяйка минуту-другую поиграли в конспирацию, пожимая плечами и говоря, что никакой квартиры не сдают. Они были невзрачны, еще довольно молоды, но их лица были по-зимнему желтоваты, хотя на дворе стояло лето.

— Да чего боитесь — прикрикнул Галактионов. — Мы от Гали. У вас есть вторая квартира в этом же доме, и вы ее сдаете.

— М-м, вообще-то... — сказал хозяин и посмотрел на жену,

— Можем сдать, — кивнула она.

— Понимаете, это квартира нашей племянницы, — уточнил хозяин. — Ей семь лет, она сирота. Мы для нее стараемся.

— Ясно. Ну показывайте, — потребовал Галактионов.

Однокомнатная квартира своей планировкой напоминала квартиру Раисы: небольшая темная прихожая, коридорчик в комнату и на кухню. В комнате стояли четыре панцирные кровати с полосатыми матрацами и письменный стол.

— Нормально, — заметил Галактионов. — Только кроватей маловато.

— А сколько вас? — спросила хозяйка.

— Один. Этот молодой человек.

— А! — улыбнулась она. — Тут девочки жили из ПТУ. Можно убрать, если мешают. Но лучше не трогать. Все равно вы проживете недолго. Галя вас предупредила, что мы сдаем только до сентября?

— До сентября, — согласился Галактионов. — А кровати уберите. Вид какой-то неприличный.