«Значит, она передумала, — понял Устинов. — Действительно, сегодня старик уезжает, надо проводить. Какой хороший мудрый у меня старик: не поучал, поглядел и возвращается домой доложить матери, мол, у детей все в порядке, даже получили новую квартиру. И начнет описывать, сколько там комнат, солнечные ли они, велика ли кухня...»
— А может, убежим? — спросила Валентина.
Последняя попытка сохранить его возле себя. Глаза Михаила скучнеют, и это уже не ее муж. Он покидает се ради своего отца, так будет происходить бесконечно. Она всегда теряла его. Но рано или поздно наконец получит всего, как получила свекровь Лидия Ивановна своего мужа.
Миша позвонил Николаеву и отпросился. У него вежливый напористый и независимый тон. Если бы Валентина была Николаевым, она бы отказала Устинову. Кто же так просит? Как семнадцатилетний мальчишка.
— А как разговаривает с ним Киселев? — спросила она. — Тоже таранит? Или тоньше?
— Лоб в лоб, — усмехнулся Устинов. — У кого раньше нервы сдадут.
— Эх, вы! — вздохнула Валентина. — Чего вы добиваетесь? Но Киселев, по-моему, карьерист...
— Все мы карьеристы, — объяснил он. — К сожалению, ты права: я разговаривал с ним по-хамски. Порой так странно, что существуют какие-то Николаевы, Киселевы, все эти Филиалы... если родной отец, которого не видел больше года... — Он засмеялся горловым управляемым смехом и замолчал. И без этого все уже было ясно.
Спустя час они с Кириллом Ивановичем ходили по магазинам центральных улиц и переулков, охваченных предновогодней суетой. Искали подарок для Лидии Ивановны. Широкое дно ущелья, на которое они время от времени выходили, продувалось сильным ветром. На кожаном пальто свекра поблескивали капли растаявших снежинок. Кирилл Иванович ворчал. Ему не нравились торговая индустрия и большие толпы. Валентина спросила его, что любит Лидия Ивановна, но он не смог ответить, лишь сказал, что вроде бы все у нее есть — и духи, и платки, и разные цацки, то есть украшения.
— Может, мы купим Лидии Ивановне пластинку?
— Мама любит цветы, — вспомнил Михаил.
— А у вас есть хорошие пластинки? — спросил Кирилл Иванович. — Она у нас поэтическая натура. Ты, Валя, чем-то похожа на нее. Правда, сынок?
Валентина улыбнулась. Свекор шел с высоко поднятой головой. Щеки и нос разрумянились, он был доволен собой.
В магазине «Мелодия» Кирилл Иванович заказывал то одну, то другую пластинку. Продавщица попыталась увильнуть, но Кирилл Иванович сказал:
— Дочка, у тебя хорошее лицо, ты помоги мне выбрать, а за это я тебе открою секрет, как быть счастливой.
— А что такое счастье? — насмешливо спросила она, глядя с искрой любопытства на пожилого провинциала.
Он прослушал еще несколько народных песен. «Я не ладно-то милому сказала», «Ах, кабы на цветы не морозы», «Ай да у соловушки крылья примахалися», но ни на какой не остановился.
— Не знаю, что вам нужно! — бросила продавщица. — Ну есть еще одна, только бракованная. — Она показала потертый блеклый конверт.
— Мало у вас песен, — вымолвил Кирилл Иванович. — Ну давай бракованную.
Пластинка завертелась, простой невеселый голос запел:
Кирилл Иванович задумался и купил пластинку.
Однако на улице он качал головой и говорил:
— Нет, детки. Лидочке это нельзя дарить. Лучше я вам подарю. А ты, Миша, ступай-ка да купи что-нибудь без слов, одну музыку.