— Именно естественно. Особенно если учесть ожидающие нас перемены и обновления. — Киселев снова ограничился полунамеком. Его слова она могла перевести так: «Вряд ли стоит связывать свои планы с Николаевым». — Устинов, кроме своих дел, ничего знать не хочет, — с легким недоумением, как бы сочувствуя коллеге, продолжал Киселев. — Нам всем надо быть вместе.
— Неужели дела так плохи? — насмешливо спросила Ярушникова. Она не собиралась задешево отдаваться ему, и он должен был это узнать. — Возможно, у нас разные точки зрения, но для беспокойства нет никаких оснований. Обсудят в ГлавНИИ, похвалят, поругают, примут обтекаемое решение. Вы ведь знаете аппаратную службу лучше меня?
Киселев отпил глоток кофе. Что ж, пока ниточка не связалась, его посулы еще не убедили ее.
— Тут совершенно иная ситуация, Людмила Афанасьевна, — сказал он. — В принципе...
— Что «в принципе»?
— Ну, например, вам ничего не говорит, что группа по проведению нашего обсуждения уже создана — на месяц раньше, чем это делается обычно?
— Вы этим встревожены?
— Я больше встревожен статьей Галактионова о сельских учителях. — Сухо, официально, пусть почувствует дистанцию. — Мою позицию вы знаете. Можно подумать, что вы нарочно приурочили эту статью к обсуждению.
— Безобидная статья, Андрей Константинович.
Но возразила не очень уверенно. Так, прижимай сильнее. Снова о том, что группа будет копать глубже, чем обычно. Нет, не годится. Слишком очевидно. За что ее критиковал Устинов? Сроки, плановая дисциплина! Какой тут, к черту, «заслуженный работник»?
— А вы знаете, — сказала Ярушникова. — Пожалуй, вы меня убедили. Нам всем надо быть вместе. — Однако это походило на полную капитуляцию, и поэтому она добавила: — Разумеется, если мы имеем в виду одно и то же.
— Не сомневаюсь. Разве может быть по-другому?
Киселев почувствовал, что достигает своего: она становится послушной. Впрочем, точнее было бы закончить эту мысль полувопросительным знаком: она становилась послушной (?).
Ярушникова бодро шла по коридору своей быстрой семенящей походкой. Двери машбюро были открыты, оттуда слышалось непрерывное стрекотание. Она заглянула, попросила оставить для нее экземпляр гороскопа.
— Не получится, Людмила Афанасьевна, — ответила Люда и тотчас продолжила печатать.
— Просили Николаев, Киселев и Устинов, — сочувственно глядя на Ярушникову, объяснила Галя. —А мы и себе хотели оставить.
— Ну ладно. Мои статьи не готовы? — Ярушникова взяла несколько перепечатанных материалов и вышла.
— Володенька, — сказала она, заходя к Харитонову, — вот брала с машинки и твое захватила.
— Спасибо, Мила, — равнодушно поблагодарил Харитонов. — Что у вас нового?
— Ничего особенного. Машинистки вовсю гонят гороскопы для дирекции.
— Нельзя один экземплярчик? У меня Вика просила узнать.
— Она верит в эти глупости? — Ярушникова махнула блестевшей кольцами рукой. — Я бы на вашем месте поехала с ней покататься на лыжах на недельку. Кстати, мне Военная говорит, что вам удалось отбиться от Устинова и Киселева?
— Киселев знает, чего хочет, — с чувством независимости ответил Харитонов. — Как руководитель он на порядок выше.
— Устинов слишком ограничен, — сказала Ярушникова. — По-моему, он комплексует из-за того, что занял свое кресло не по праву. Киселев вам не говорил, что кого-то хотят представлять к «Заслуженному работнику культуры?»
— Не говорил. А что? — Харитонов уже разговаривал в обычной манере младшего.
— Конечно, при ваших отношениях с Устиновым вас вряд ли представят... Николаев слишком доверяет ему.
— Мила, вы делаете из меня обиженного карьериста. Я просто не верю в людей, которым все легко достается.
— Устинову не откажешь в таланте. Его читают с удовольствием. Даже с надеждой. Вдруг откроет нам тайну?
— Не знаю. По-моему, его жена умнее его.
Ярушникова засмеялась:
— Ой, Володенька, вы его убили!
...После Нового года на предприятиях еще шли праздничные вечера, и Устинова пригласили выступить с лекцией во Дворце культуры автомобильного комбината, в «клубе знакомств». Устроительница вечера Викторова пообещала, что будет ровная по составу, небольшая аудитория, в основном инженерно-технические работники, которые благодаря клубу решили свои личные проблемы. Насчет того, что они вправду «решили», он усомнился. Однако с клубом он был связан давно, не видел причин отказываться.
Утром Валентина настояла, чтобы Михаил надел темно-синий костюм и голубую рубаху. Она желала ему успеха, соглашаясь, что этот успех невозможно получить, сидя дома. Муж и жена расстались.
Днем Устинов был занят спором с директором типографии, требовал ускорить верстку сборника, но ничего существенного директор не обещал, а даже поддел, что-де Устинов, наверное, кое-что слыхал о дефиците рабочих рук. В типографии не хватало людей, и тут Устинову нечего было возразить.
Потом у него произошел странный разговор с женой Николаева. О ней он и думать забыл, хотя знал со студенческих лет и даже занял однажды пятьдесят рублей.
— Как дела, Миша? — спросила Вера Платоновна. — Поздравляю с повышением по службе...