Варианты Морозова. Стеклянная стена

— У-у, — протянул Макаров. — Бог не выдаст, свинья не съест.

— Кавалер, галантен, услужлив, — продолжала Зайцева. — Скрупулезен до предела. Можете ему доверять, он никогда не предаст и не обманет. Он наивен, доверчив, беззащитен. Короче говоря, свинья — простак. Действительно, он принимает свои недостатки спокойно и с пониманием относится к недостаткам других. Всегда хороший игрок. Правдив до предела. Плохое отношение противника его обезоруживает полностью. Он редко лжет, только в целях защиты. Больше интеллигентен, чем хитер. Зачастую он неловок. Кажется хорошо информированным, но на самом деле его знания поверхностны. Под своим мягким видом свинья прячет большую волю и даже властность. Когда принято решение, ничто не может ее остановить.

Вскоре ее перестали слушать. Люся Киселева укоризненно поглядывала на сотрудников.

— Знаменитые свиньи, — заканчивала Зайцева, — Форд, Рокфеллер, Игнатий Лойола, Вийон, Лорка, Швейцер, Паскаль, Корбюзье, Кромвель, Помпиду, Франсуаза Саган, Лариса Тараканова...

Ковалевский заспорил с Николаевым о перспективах сельского хозяйства. Устинов вполголоса говорил жене, что она, матушка, шибко разлетелась.

Николаев повернулся к Валентине:

— Первая колом, вторая соколом, а третья мелкими пташечками!

— Седина в голову, а бес в ребро, — ответил ему Устинов.

В голове застолья возникла неудобная пауза.

Николаев опустил голову и задумался о Лине Титовой. Он заехал за ней в диспансер и отвез ее домой, разыграв перед шофером роль любезного пациента. На обратном пути на мосту возле автозавода они попали в пробку, из-за чего опоздали. Теперь ему казалось, что весь Филиал, догадывается о Лине и в скором времени что-то случится. Конечно, он мог уйти к ней. Дети взрослые, им это будет, пожалуй, до лампочки. А Мадам, пожалуй, тоже до лампочки. Правда, удивится, что у него еще есть силы. Сама-то она давно потеряла к нему интерес. Они не в обиде друг на друга. Главное, дети взрослые. У него и раньше были девушки, хорошенькие и молодые, с гладкой загорелой кожей. Честно признаться, помоложе и покрасивее Лины. Если отбросить мальчишеские вздыхания и гулянье под окнами одноклассницы Веры («А может, их-то и не надо отбрасывать?»), то все его привязанности и любови были короткими. Во всяком случае, будущее, к которому стремилась каждая из сторон, завершалось после первой ночи, когда жажда была утолена, а дальше нечего было ждать. Или скука, которую вызывала восковая мягкость одних, или чувство самосохранения, порожденное цепкой деловитостью других, или сознание долга перед детьми, — и, в конце концов, сейчас неважно, что именно разочаровывало Николаева.

У Лины же не было ни большой красоты, ни глубокого ума, но когда она смотрела на Павла Игнатьевича своими серыми выпуклыми глазами и чуть улыбалась, словно извинялась за свое одиночество, он ощущал, что во всем мире есть только двое — он и она. Однажды Николаев приехал к ней пьяным. Она не пустила, сказала, что ей такое не нужно. Иногда он рассказывал ей о Мадам. Но она но проявляла любопытства и даже попросила, уловив его иронию и предательское стремление оттолкнуть от себя прошлое, больше не заводить подобных разговоров. Ее неожиданная защита Мадам озадачила Павла Игнатьевича. На мгновение он почувствовал себя мелким и дрянным... Зато в делах его службы Лина быстро разобралась и посоветовала ему не избегать ГлавНИИ, а бывать там почаще, чтобы снять упрек в несуществующей гордыне. Впрочем, разве это гордыня, если ты не хочешь общаться с пустомелями и чванливыми столоначальниками, корчащими из себя бог весть что? Николаев знал, что те, кто не брезговал торчать у них, смотрели на него с превосходством. «Ну не бойся ты их, — сказала Лина, — есть же среди них и порядочные люди...» Она хотела бы провести с ним этот вечер. Он видел, как она прощалась и не отпускала руку. Идеальная пара. Нет, не он с Линой, а Устинов и Валя. Над ними нимб редкой удачной семьи. Как им удается решать свои проблемы и выглядеть на людях так дружно? И через десять, двадцать лет будут выглядеть точно так же. Ну разве что Валя уже не сможет наряжаться в яркие платья, как это голубое с пышным лифом и сборками. И глаза выцветут, и остынут эти улыбчивые лучики в углах глазниц, — да к той поре Николаев уже наверняка врежет дуба и не увидит, что и тогда эта женщина (ее семья тоже) будет вызывать уважение и зависть. «Может, потом и любви не будет? Останутся секс, общие дети и имущество. Должно быть, они уже не любят друг друга. Но видно, что любили. Здесь уже давно никто не любит ни мужей, ни жен. Бедная Лина, они мне не простят тебя. Вот Валя смотрит на меня...»

— Ваше здоровье, Валюша. Как Даша? Как вам удается становиться все привлекательнее?

— Спасибо, Павел Игнатьевич. Скоро пригласим на новоселье.

Но взгляд ее светлых глаз был темен и вправду загадочен. Она была слишком независима, вот в чем дело. Внешне мягкая, а внутри неизвестно какая глубина. Поэтому ей и легко с мужем: она свободна.