Варианты Морозова. Стеклянная стена

Люся сказала, что у нее даже не двое, а трое детей: Киселева тоже можно считать ребенком. Он шумный, заполошный, старается, чтобы всем было хорошо, и от этого часто у него бессонница. В ее голосе слышалась гордость.

«А может, это и вправду хорошо? — спросила себя Валентина. — Киселев хочет изменить людей, а Миша только рассуждает. В конце концов Николаев уйдет. Кто-то займет его место, Киселев ли, Устинов ли? Тогда почему не Устинов? Но что это нам прибавит?» — она подумала и решила, что ничего не прибавит, а еще больше отдалит мужа.

Валентина ощутила, что Тарас Ковалевский пришел на вечеринку, чтобы вмешаться в какие-то важные дела, и что Михаил не знает, к чему это приведет. Она видела, что рядом с мужем тесно и ей нет там места.

— Я давно хочу с вами поговорить. — Люся покосилась на мужчин и шепотом добавила: — Мой хочет провести переаттестацию и уволить кого-то. А зачем ему врагов наживать, их и без того достаточно? — Признавшись в том, что, по ее мнению, составляло тайну, она почувствовала, что Валентина сделалась ей ближе, и ждала от нее ответного движения навстречу.

— Я ничего в этом не понимаю, — сказала Валентина. Даже не хочу понимать. Как только в Филиале что-то начинается, Михаил отрывается от меня. Для мужчин работа...

— И у нас то же! — с радостью узнавания перебила Люся.

Тем временем среди сотрудников происходили совсем другие разговоры. Галактионов, целый день хлопотавший об устройстве праздничного застолья и любивший эти хлопоты, подходил то к одному, то к другому, ругал Николаева. На нем был новый топорщившийся костюм в крупную клетку, мало подходивший его мелкой фигуре. Передвижения Галактионова сперва коснулись Ярушниковой, которая язвительно отозвалась о директоре и не проявила к Галактионову интереса, затем — вспыльчивого Макарова и хмурого Харитонова, и те тоже удивились отсутствию Павла Игнатьевича. Вдруг Галактионов заметил, что невысокий лысый человек взял со стола тарелку и стал что-то жевать, плотоядно двигая черным клином бороды. Галактионов закричал на Чеботарева, что это свинство, неуважение и что всему есть предел. Чеботарев что-то промычал, Татьяна Ивановна подошла к ним, укоризненно глядя большими молодыми глазами и сияя искристой заколкой в вороте длинного черного платья. Она попросила Галактионова успокоиться. Тот строго посмотрел на нее. Чеботарев поставил тарелку и, увидев Клару Зайцеву, пробормотал: «А, Клара!» — и отошел к ней.

— Вы уже выпили, — заметила Татьяна Ивановна. — У нас гости. — Она показала взглядом на Ковалевского. — Не надо портить праздника.

Приехал Николаев. Люди пошли ему навстречу, приятно улыбаясь. Он поздравил каждого с Новым годом и тоже улыбался.

— Вы превзошли самого себя, — показав на стол, Николаев похлопал Галактионова по спине. — Сегодня у нас тоже будут те вкусные штуки из «Пекина»?

— Я всегда стараюсь для людей! — дрожащим голосом ответил Галактионов. — А вы людей не уважаете, Павел Игнатьевич!

Николаев чуть виновато усмехнулся, и это чуть длилось мгновение.

— Я вас безусловно уважаю, — вымолвил он и снова похлопал Галактионова. — Как сегодняшняя программа? На должном уровне? — Он шагнул дальше, к своим заместителям и Ковалевскому, подняв раскрытую короткопалую ладонь, и через секунду звучно ударил ею по ладони Ковалевского.

Они обнялись. Николаев поблагодарил гостя, Тарас поблагодарил хозяина. Разговаривая о пользе традиционных встреч коллектива, они под руку направились к столу. За ними двинулись Киселев и Устинов с женами и остальные сотрудники, которых Татьяна Ивановна рассаживала в определенном порядке. За суетой последних приготовлений Ковалевский и Николаев продолжали свое дело службы, и каждый думал, что извлечет из него больше выгоды, чем другой. Им нужен был нервный контакт и хотя бы короткое участие в жизни друг друга. Новогодний вечер обещал дать Ковалевскому знание внутреннего духа Филиала-2, многих его выражений и оттенков, которых не разглядеть издалека. Ковалевский руководствовался не своей нелюбовью к Николаеву, не соображениями будущего разбора работы Павла Игнатьевича, не интересами Устинова, — правда, все это было заложено в ощущения не только как сопутствующие мотивы, — а основным было пока еще смутное желание изменить и ускорить свою карьеру. И одной из ее ступеней могла стать должность директора Филиала-2.

Николаев же, наоборот, не желал никаких перемен. Он надеялся, что общение с Ковалевским поможет понять намерения Семиволокова, пусть хотя бы и в косвенном отражении, ведь аппаратные служаки, к числу которых принадлежал бывший студент Ковалевский, не только крутят колеса управления, но и пропитывают их своими помыслами. А Ковалевский был не таким уж плохим парнем, чтобы безоглядно плясать под чужую дудку. Конечно, он был чужой. «Мальчишка, выскочка! — подумал Николаев, перечеркивая прежние утешительные мысли. — На черта я ему нужен со своими опасениями? Зачем я хочу унизиться на старости лет?»

— Товарищи мужчины, прошу налить дамам, — сказал Николаев и начал говорить тост.