Варианты Морозова. Стеклянная стена

Вслед за этим запоздалым поздравлением она заговорила о Николаеве, пожаловалась, что он за делами не замечает семьи, поздно приезжает домой, мучается бессонницей... Она со вздохом повторила: поздно приезжает домой, мучается бессонницей. И замолчала. Но чем мог ей помочь Устинов? Может быть, она догадывалась о Лине Титовой.

Он вспомнил давнюю поездку с матерью в шахтерский поселок к пожилому мужчине со скрюченными пальцами, вспомнил, как мать умирала от горя, окруженная недоверчивой родней, как отец сгибался под напором семейного решения.

Устинов ответил, что есть хорошие спепиалисты-психиатры, да ведь Павел Игнатьевич, кажется, уже лечится от бессонницы?

— Лечится! — с сердцем вымолвила Вера Платоновна. — Не знаю, от чего лечится.

Похоже, Лина Титова растревожила ее.

Но Устинов не проговорился.

Что означал этот разговор? Предупреждение Николаеву? Она хотела включить в действие силы социального контроля. (Впрочем, вряд ли она знала, как они называются.)

До вечера оставалось еще несколько часов, зимний день стал смеркаться, и эти часы быстро прошли. Такого быстротекущего времени теперь было много. Пока Устинов добирался до Дворца культуры, он думал, что когда-то они с Валей берегли каждый свой час, нынче же планировали надолго вперед, и в будущем было мало загадок. За постоянством жизненных явлений скрывалась удобная несвобода. Поэтому и время ощущалось ватным. Но Устинов думал об этом весело, словно знал, как победить.

В клубе знакомств работали такие же, как он, люди. Они получали плату не деньгами, а свежими впечатлениями, отстаивали свое право на свободный поступок вопреки установившейся рутине. Отрывались от службы, семьи — возвращались к ним обновленными.

Устинов вспомнил, что последний раз был в клубе августовским вечером, еще до утверждения в новой должности, а с той поры отказался от трех или четырех приглашений.

В клубе была встреча с молодыми семьями. Восемь пар сидели в небольшом зале за журнальными столиками, установленными полукругом. Дальше шли ряды пустых кресел. Устинов сидел в центре полукруга рядом с устроительницей вечера Викторовой и психиатром Линой Титовой. Дородная сорокадвухлетняя мать троих детей Викторова горячо и радостно говорила, как собравшиеся здесь взрослые люди нашли свое счастье. Собравшиеся знали об этом, но слушали внимательно. Им было от тридцати до сорока лет. Когда-то эти инженеры и технологи преодолели традиционную замкнутость личной жизни и открылись, что жаждут помощи не от небес, где в прошлом свершались браки, а от человеческой организации. Слова Викторовой о чуде они пропустили мимо ушей.

Разглядывая их, Устинов заметил, что в одежде мужчин преобладает серый цвет: у семерых костюмы имели различные оттенки серого, лишь у одного — зеленый.

Первым должен был выступать Устинов.

— Разве произошло чудо? — спросил он. — Нет, никакого чуда. Все чудеса — до двадцати. Мы имеем дело с трезвой реальностью, не склонной к романтическим оценкам. Вы пришли сюда с работы. Она еще не остыла в вас. Но вы хотите того, чего не даст никакая работа. Чего же? Счастья? А что оно такое? Вы хотите удовлетворить простую потребность — нужен дом, друг, дети... Вы создали семью. Создали, не подозревая, что сейчас брак и семья переживают серьезные трудности. Но трудностей не надо бояться. — Устинов взял со стола листок и прочитал: — Семья обеспечивает удовлетворение эмоциональных потребностей, потребностей интимной совместной жизни, дает ощущение безопасности, обеспечивает эмоциональное равновесие, а поэтому и предотвращает дезинтеграцию личности.

Дверь отворилась, вошли две нарядно одетые дамы в английских костюмах, одна — бежевого, другая — серого цвета. Викторова спросила любезно-деревянным голосом:

— Вам чего, товарищи?

Увидев жену с подругой, Устинов удивился. Он наклонился к Викторовой.

— То есть как «чего»? — дерзко ответила Ирма.

Устинов попросил устроительницу, она недовольно кивнула на пустые кресла, разрешив дамам-товарищам остаться.

Михаил вопросительно поглядел на жену. Она ласково улыбнулась.

— Человеком движет внутренний механизм, — продолжал он. — Каждый стремится к признанию и к чувству безопасности. Запомним эту формулу...

И дальше Устинов рассказал, что сейчас происходит переход от традиционных форм брака и половых ролей (мужчина — кормилец и глава семьи, женщина — домохозяйка, жена, мать) к эгалитарным, то есть свободным нормам семейной жизни, что старая «двойная» мораль в сфере полового поведения уступает место новой этике интимных отношений. Но в каждом из молодоженов глубоко сидели бородатый мужик-хозяин или безропотная жена из старой «закрытой» семьи. Неприметно, ибо нет явной границы между прошлым и настоящим, мужик с женой пропагандировали свой домострой с жестким закреплением и поддержанием ролей, «присвоением» партнера, самоограничением и отказом от проявления личности (особенно у женщин), сохранением видимости единства супругов.