Варианты Морозова. Стеклянная стена

Он повторил.

— И даже когда я надеваю голубое к коричневому? — улыбнулась Валентина.

...Николаева снова позвонила ему. В ее голосе больше не слышалось горького отчаяния, она разговаривала с нервным оживлением.

— Я не хочу ждать, когда эта паучиха высосет из него всю кровь, — сказала Николаева. — Надо действовать, Миша. Я разговаривала с детьми. Они тоже так думают.

— Будет только хуже, — предупредил Устинов. — Надо просто ждать. Тогда все образуется само собой.

Он задумался. Вот такая связалась цепочка: Николаев нарушил общепринятые нормы — его жена хочет возмездия — Семиволоков недолюбливает Николаева — комиссия проверяет Филиал-2 — Ковалевский поддержит Устинова как будущего директора Филиала-2...

Связалась как будто помимо воли Устинова. «Почему мне не стыдно?» — спросил он себя. Нет, никакого стыда не появилось. Он снова, уже с азартом, пробежал по всей цепочке варианта. Итак, фигуры были уже расставлены, оставалось решиться и сделать ход.

Глава одиннадцатая

Устиновы стали готовиться к переезду. Михаил упаковывал книги в картонные коробки, разобрал книжный и платяной шкафы, и Валентина связывала в узлы постельное белье, собирала чемоданы и время от времени поторапливала мужа, перелистывавшего то одну, то другую книгу.

Беспорядок обнажил светлые квадраты на засаленных обоях, пыльные карнизы, трещину на стене.

— Смотри, как здорово! — отвечал Михаил и читал из Ключевского.

Валентина пожимала плечами и умолкала. Ее лицо выражало тяжеловесную сосредоточенность и огорчение от разрушенного уюта. Низко повязанная косынка подчеркивала скулы, придавала лицу почти мужскую твердость.

Устинову казалось странным, что жена так мучает себя, но его попытка развлечь ее привела к тому, что они стали разговаривать с напряжением.

Утро было солнечное. На окне искрился сугроб. Валентина проснулась раньше мужа и готовила здесь последний завтрак. В дверях кухни мелькала ее длинная ночная сорочка. Позвонили из таксопарка, грузовик уже выехал. Она разговаривала по телефону любезно, и Устинов вздохнул про себя с облегчением.

— Эй! — крикнул он. — А денек сегодня, видишь?

Вытащил из хозяйственной сумки гантели и стал делать зарядку, шумно дыша. Гантели несколько раз стукались одна об одну. Потом позвонил Ковалевский, сказал, что выезжает.

Они выносили из квартиры вещи, соседи выглядывали и расспрашивали. Близкий сосед из квартиры напротив, который некогда перерубил корни дикого винограда, зашел к ним и стал выносить коробки. Валентина холодно сказала, что не надо утруждаться, но он и ухом не повел.

Вскоре приехал и муж Ирмы Алексей: Он был в короткой стеганой куртке, из кармана растопыренно торчали перчатки.

Мужчины закончили погрузку. Сосед увидел, что в пустой квартире осталось раскладное кресло с потертой обивкой, и попросил его себе. Валентина не возражала. Сосед, согнувшись, потащил громоздкий «гроб» к выходу. Она усмехнулась и крикнула, чтобы ему помогли.

Пора было уезжать. Михаил обнял ее и вывел из квартиры.

Устинов и Ковалевский залезли в грузовик, а Валентина поехала на машине Алексея.

— Теперь у тебя есть все, — сказал Ковалевский.

— Ха-ха, — ответил Устинов. — Все у нас было тогда, в Углицкой, у Щербакова. Но мы об этом не знали.

— Ну, — протянул Ковалевский и, откинув полу своего старого полушубка, вытащил сигарету. — Теперь Щербаков кажется добрым папой Карло. — Он закурил, щелкнул спичку за борт, проводив ее взглядом. — Чужой город, верно? Всегда будет чужим. Я тебя понимаю.

— Что пишут из дома? — спросил Устинов.

— То же, что и тебе. Знаешь, Андрик Шеметов родил третью дочку?

— Что он делает? — Устинов даже не мог представить лицо Андрика.

— Инженерит. Никто нас не обогнал. Моим старикам доставляет удовольствие сообщать мне об этом. — В голосе Тараса слышалась теплая усмешка. — Все-таки мы кое-что успели, верно? Только жаль, что мне не попадается такая женщина, как Валя. У тебя прикрытый тыл. Это большое дело.

Михаил не ответил.

— Большое дело, — повторил Тарас и замолчал.

Грузовик ехал по Хорошевскому шоссе. Сквозь прорезанное в брезенте окошко вытягивалась солнечная полоска. В ней плавали пылинки. На перекрестках грузовик тормозил, полоска раскачивалась.

— Что из себя этот Алексей? — спросил Ковалевский. — Может устроить мне кардиологическое обследование?

— А что с тобой?

— Сердчишко прихватывает, — пренебрежительно ответил Тарас. — Хочу по-настоящему обследоваться... Ты ему скажи, что я тоже кое-что могу.

— Сам скажи, — буркнул Михаил. — Он другой человек.

— Благодарить за доброе дело не зазорно, — возразил Ковалевский, похлопав его по колену. — Я вижу, ты боишься, что я за твою новую квартиру попрошу от тебя что-то постыдное? Сознайся, Миша, верно?

— Постыдного ты мне пока еще не предлагал. А что у тебя на уме, я не знаю.

— Да ты готов, как Киселев, подозревать всех! Хочешь, я попрошу тебя стать директором Филиала-2? А про Николаева не думай, он все равно уйдет.

— Вы его хотите снять?

— У нас нельзя снять человека с работы по чьей-то прихоти, — сказал Ковалевский. — Вряд ли его захотят снять. Но сам-то он может уйти...