Варшава в 1794 году (сборник)

По фигуре человека, который, стоя против пламени, казался чёрной тенью, Флориану казалось, что узнал Влостка.

Значит, и ему тем более пора было в дорогу. Не долго думая, он направился к сараям, дабы разбудить челядь, о которой знал по опыту, что сон имела крепкий.

К счастью для него, его слуги, обеспокоенные тем ночным движением, который царил во дворе, не спали, и, узнав шагающего пана, подбежали к нему из сарая. Приказав немедленно седлать коней, Шарый, более спокойный, вернулся в усадьбу, оделся, как следовало, и, поспешно собрав, что имел, вышел ждать в предсени.

Очень ему было важно, чтобы его такого поспешного отъезда не заметили, но было это почти невозможным. Следовательно, он должен был, оседлав, наконец, коня, не спеша пуститься в путь и приветствовать подходящего Влостка, с радостью, что ему беспрепятственно удалось выехать за ворота. Дороги в Познань он, по правде говоря, не помнил и не мог о ней спрашивать, чтобы не вызвать подозрений – таким образом, инстинктом от усадьбы он пустился направо, хотя бы должен был заблудиться, быстро решив не спрашивать у людей о дороге. Он положился на Божью милость и поехал ночью вслепую. Луна, перекроенная уже на половину, светила ему кусочком даже до наступления дня.

Он приближался к лесам, когда на небе показались первые лучи рассвета. С ними также и люди должны были явиться в поле, пастухи со скотом, а позднее с плугами и боронами земледельцы.

Однако околица казалась ему пустынной и живого духа на ней не нашёл, кроме стай ворон и воронов, увидев которые, он перекрестился, как от пророков плохого.

Он был уже на границе леса, когда, наконец, увидел вдалеке человека, идущего с посохом. Он заметил его гораздо раньше, чем тот ожидал быть увиденным.

Мужчина показался ему сильным и рослым, хотя шёл с палкой и по одежде, лохмотьям и торбе был подобен нищему.

Но когда Шарый как раз к нему пригляделся – произошло чудо – этот нищий согнулся, сгорбился, уменьшился, начал тяжко опираться на посох и тащиться так нога за ногой, как если бы ему едва хватало на это сил.

Шарый имел быстрое око и эта внезапная перемена не ушла от него, но много таких убогих ещё бродило: предсказателей, певцов, нищих, а те часто делались больными, чтобы пробудить сострадание – так это объяснил себе Флориан.

Однако он внимательно всматривался в нищего, который шёл ему навстречу тем же трактом.

Теперь было видно, что шея у него была искривлена и на ней висел как бы сломанный крест, хоть недавно Шарый поклялся бы, что его простым издали увидел.

Он замедлил ход коня, потому что хотел спросить у нищего о дороге, и наравне с ним остановился.

Нищий поклонился, вытягивая руку, поднял также немного и голову, насколько ему позволяла шея. Лицо и руки показались Шарому какими-то странными. Лицо имел белое и не дедовских черт, глаза – большие и мудрые, руки – не привыкшие к работе. Только искажённые уста, с нижней губой, как бы специально выпеченной, придавали ему выражение измученного и страдающего. А глаза, словно у кого другого заимствованные, глядели.

– Я доеду до…

Тут Шарый сдержался и изменил вопрос:

– Куда ведёт эта дорога, так как я нездешний?

Дед принялся его разглядывать, не спеша с ответом, а когда на него решился, дивно зазвучал его голос. Он имел польскую речь, но не простых людей и звучащую как бы по-чужому.

– Дорога? – повторил он. – Дорога… до Познани она. А вам, милостивый пане, куда нужно?

Флориан задумался.

– Дьявол! – воскликнул он. – Не в Познань мне… Что делать… Дальше исправлюсь, когда заблудился.

Дед стоял, опёршись на палку, и не спускал глаз с всадника.

– Вы местный? – спросил Флориан.

– Э! Со всего света! – пробормотал дед… – Кто с торбами ходит, дома не имеет, и везде ему дом, лишь бы лом!

Он вздохнул.

Флориан достал из калеты грошик и бросил ему его на ту белую ладонь. Не двинулся нищий, не ехал Шарый.

– Расскажи-ка мне, куда я приеду этим трактом? – сказал он.

– А это воеводинская дорога, которую изъездил пан Винч, люди говорят, – проговорил старик. – Я там не знаю. Вы тоже не здешний, – говорил он, – наверное, от воеводы по делу посланный, потому что он, слышал, в Поморье?

Шарый смолчал, размышляя, и, не отвечая, предпочёл сам бросить вопрос:

– Что там в мире слышно?

– Что? Как не мор, то голод, как не голод, то война, – говорил нищий, – а теперь люди что-то очень о войне поговаривают! Не дай Боже… Как первые сёла загорятся, все пойдут в леса… Вороны уже каркают, каркают, аж выкаркивают…

В конце любопытный дед бросил снова:

– Панко не в Познань…

Флориан гневно замахнулся рукой.

– Где же!

– Тогда повернуть нужно! Повернуть! – сказал дед.

– Сперва я должен постоялый двор найти и отдохнуть, – сказал Шарый, – с Богом!

И миновал нищего…

Тот стоял сгорбившись… а когда Шарый оставил его за собой, обернулся, не спеша начал выпрямляться, и когда его уже не видел, шея его разогнулась и крест – сделался сильный парень, с издевательской усмешкой на лице. Живым шагом он направился прямо к поморянам.

Флориан въезжал в лес, когда слуга ему шепнул: