Варшава в 1794 году (сборник)

– А тебе уже Напивон, наверное, что-то плохое поведал? – спросил он. – Я с тем не спешил, хоть столько же знаю, как и он. Но это для вас хлеб насущный, когда Бог Буком одарил.

– Жаль мне моего старика и жены, что их в том беспокойстве должен был оставить, пока Бук также в поход не пойдёт.

– Бук заболеет или за себя кого-нибудь вышлет, – отозвался Тжаска, – именно для того, чтобы в ваше отсутствие доел старого и жену. Кто не знает Бука!!

– Если бы я Бога в сердце не имел, – начал Шарый, – давно бы ему стрела в сердце угодила.

– Я думаю, – рассмеялся Груша, – что если бы только смогли, вы обязаны его убрать, но он такой голый, стреле не подставит себя. С ним трудное дело, как злой, такой хитрый…

– Придёт и на него час! – вздохнул Шарый.

Когда всё-таки в шатре все начали расходиться, Груша, отправив на отдых остальных, затянул оплотки, поставил охрану и указал пану Флориану послание, чтобы поспал.

Когда наш путешественник пробудился после тяжёлого сна, в лагере всё ещё спало, была ночь… Его теперь сон уже не брал, ждал утра, чтобы поискать Хебду и хотя бы на короткое время отпроситься домой.

За воеводой нужно было ехать в город, потому что он остановился у одного из советников, Хейнуча из Ниси. А, попав к нему, Шарый, когда, вздыхая, просился на время домой, воевода сперва слушать об этом не хотел.

– Я без вас, как без правой руки, – проговорил он, весьма обеспокоенный.

– Милостивый воевода, но я тут от беспокойства умру. Вы знаете моего соседа Бука Никоша, он уже снова нападает на старого отца и жену. Хочу хоть увидеть и обезопасить их.

Тут он поклонился.

– Пане воевода, – сказал он, – ради Бога, пошлите ему вызов под страхом смерти, чтобы появился к походу. По крайней мере, и я пойду более спокойным, не размышляя ночь и день, что там у меня делается.

– Я пошлю за ним! Делайте что хотите, – воскликнул воевода, – но без вас не обойдусь.

– Я скоро вернусь, ещё раз своих бы увидел! – вздохнул, Шарый.

Хебда дал знак рукой, что позволяет, Флориан поклонился и выбежал из шатра, тут же сел на коня, направляясь к дому.

VII

Около замка, называемого Сурдугой, с незапамятных времён с широкими областями полей и лесов принадлежащий семье клича Козларогий, на лысом холме находилась длинной пустошью заросшая сорняками куча руин и углей.

В околице говорили, что некогда половцы, вторгнувшись сюда отрядом и напрасно пытаясь добыть Сурдугу, на небольшой этот гродек, очень лёгкий для захвата, бросились, разрушили его и сожгли. С тех времён кусок земли, принадлежащий гродку, долго лежал безлюдным и запустевшим, почти как без владельца.

Те, кому принадлежала земля без людей, много ей пренебрегали, а жили, видимо, где-то аж в Лечицком.

Замок Козларогов, выдержавший нападение этого времени и защитив ближайшее своё население от наезда половцев, имея поселенцев, стоял головой нескольких сёл: принадлежали к нему Мойковцы, Вроников, Возьники, в которых сидели колёсные мастера, и Ласки. Земли было достаточно, леса обширные, луга над Пилицей занимали значительное пространство.

Когда соседний гродек, который в те года звали Вилчей Горкой, стоял пустошью на протяжении целого века, а о почве его никто не заботился, границы заросли и забылись, люди из Сурдуги немного вырывали с краю лучшие и более удобные земли.

Пасли на лугах свиней и сено на них собирали, потому что никто туда не заглядывал.

Земля без людей тогда и долго ещё потом была в очень низкой цене.

Деревеньки с лесами и землями приобретались за несколько коп грошей, за небольшое количество штук сукна, за нескольких коней или несколько единиц крупного рогатого скота. На Вилчей Горе и её землях никто не селился, потому, что опеки бы не имел, а наследники, ничего из этой земли вытянуть не в состоянии, почти о ней забыли.

Козлароги в те времена легко могли бы эту собственность купить за лишь бы что, но, не зная, что делать с собственными пространствами земли, ибо и тех значительная часть пустовала без дела, не заботились о расширении имения.

Мало тогда были заселены польские земли и огромные их пространства, заросшие лесами, не были культивированы, так как никому не принадлежали.

Каждая война, ведомая тогдашним обычаем, приводила население в движение и вызывала новые поселения. Перед наездами половцев, а позже – татар, перед грабежами крестоносцев, такими войнами, какие были с чехами, которые тысячи человек отвели в неволю, бедные люди громадами собирались в лесу и, часто боясь возвращаться в прежние селения под угрозой, искали новых.

Тогда можно было видеть целые семьи с убогим имуществом, самая ценная часть которого складывалась работящими руками, пробирающиеся к тем местам, которые заслоняли леса, где буйней росла трава, где протекали реки, напрашивающиеся на пустоши…

Нужны были долгие годы и мир, чтобы из одной пары людей разродилось несколько хижин и получилось поселение.

Тут смешивались люди разных околиц и языков, которых годы постепенно объединили.