Василеостровский чемодан

Босикомшин вовсе не предполагал такого поворота в почти прямом пути вдоль набережной, перед тем вполне осознанно направленном. Он в данный час даже не пытался догадываться: о каком возвращении идёт речь? Кстати, а о чём он вообще сейчас думает? Продолжается ли прежняя мысль о кругосветке? Тогда и ответ у него готов: конечно, вернусь, коль всякий путь кругосветный. Но сознание пешехода уже порядком расшаталось, и в нём потерялась любая представимая ясность. Может быть, он теперь помышлял просто о ходьбе, обычной ходьбе человека по улице, о ходьбе пешком, так и так для него – пожизненным занятием. То есть, предстоящий путь уже всегда непосредственно связан собственно с жизнью. Стало быть, представление о пути образовывалось покрупнее, нежели просто ходьба, и даже значительно покрупнее, – такого крупного масштаба, что затруднительно вообразить. Здесь уже затронута именно жизненная стезя. Жизненная. Не много и немало. Но это лишь наши догадки. А он, оставаясь погруженным в смутные для нас мысли, положил чемодан на землю, соединил две дотоле раскрытые половинки и застегнул их между собой на крючочки. Пребывая некоторый период времени в наклонном положении, он и самим телом то ли высказывал сомнение по поводу решения командира, то ли показывал тому безропотное подчинение. А тут командирский пудель и подоспевший обратно сюда приблудный пёс дружно и одновременно точно изловчились снизу лизнуть ему в нос и губы.

– Пошли! – произвольно вырвалось у него из облизанных уст в адрес чрезмерно ласковых четвероногих.

– Ну, вот, все согласны, – командир танка и не колебался в мысли о том, что на его блестящее предложение кто-нибудь возразит.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

Было бы всё действительно хорошо, но – ключ! Где взять ключ? Трое мужчин и собака стояли у дверей квартиры профессора, и каждый в меру личного замешательства испытывал часть общей затруднительности.

– Да, сосед, промашку ты дал с ключом. Так ведь и не нашёл того, что обычно выпадает на спуске?

– Дал, дал. Ключик-то уплыл. Был, да сплыл. Нет. Погодите. Он же в чемодане должен быть. А? Мил человек, мы же его, родимого в чемодане видели, вернее, на кукле, сидящей в нём, но достать не могли. А ну-ка, давайте откроем действительно дорогого, весьма дорогого, да поглядим. – Профессор и знать не знал, что куклы ещё в свежей нашей памяти стали мусором, столь же свежим, обогатившим кучу их дальних родственников по линии полимеров, там, в углу спуска набережной подле Благовещенского моста.

– А я пока собачку отведу, – сказал сосед, открывая дверь в коммунальную квартиру, – только в чемодане кукол никаких не было, Егорыч. Не было. Ты уже чего-то начал уставать. Галлюцинации у тебя появились, – и он проворно скрылся за дверью вместе с породистым пуделем дымчатого окраса.

Босикомшин опустил чемодан на пол, но помедлил с дальнейшими действиями. Не стал и приседать, чтобы половинки его открыть, а взял, да свободною рукой подёргал за ручку дверь профессорской квартиры. Та подалась и открылась.

– Что, нашли ключ? Ну, поздравляю, – сказал сосед, возвратясь, – а говорил, на кукле.

– Дверь и так была открыта, – сказал профессор со скрипуче-шепчущей озабоченностью в тоне.

– Ну, дела. Хе-хе. Сосед, ты ж сам забыл её запереть. И ещё, наверное, с утра.

– Забыл.

– Смотри, – командирский взгляд устремился в замочное устройство на внутренней плоскости двери, – у тебя вообще замок заблокирован изнутри. Защёлка-то на собачку застопорена. Оф-оф-оф. Хорошо, жена твоя не видела такого безобразия. А если бы пришла раньше тебя? Ух, она бы тебе задала. Я её знаю. Уйти, а дверь даже на защёлку не захлопнуть. И, если бы не мы с твоим приятелем, если бы не уговорили тебя прийти домой, то беды не миновать.

– Да, – сказал Предтеченский, – я же утром за газеткой выходил и защёлку-то застопорил на всякий случай. А потом ушёл да позабыл.

– Ну, это любому известно, что художники – народ рассеянный, – благодушно заявил танкист.

– Так ведь? – сосед уже весело обратился к Босикомшину, – ваш брат постоянно чего-нибудь учудит, я знаю. Да об этом всякий знает.

Босикомшин покивал головой. А там у него скоро-скоро пробегали мысли примерно такого содержания: «Что же я, дурень, ещё раньше не подёргал её, ту самую, заветную дверь. Сколько времени у меня было, чтоб зайти, всё найти, что надо, забрать и уйти спокойненько. Такая ведь возможность была. Сама судьба, оказывается, оставляла нужную мне дверь незапертой, и специально для меня. А я не догадался. Ай-ай-ай. Просто надо было подёргать ручку ещё в прошлый раз, а не на ступеньке сидеть да простуду наживать. Ай-ай-ай, как же я не догадался. Разве всегда заветное уж столь недоступно»?

– Чего только не забудешь, – сказал он вслух, отвечая, по-видимому, не профессорскому соседу, а себе, – да в самое важное время.

– Ладно, заходим, – Предтеченский пропустил слова сквозь шумно выдыхаемый воздух из переполненной до того груди, и пропустил вперёд гостей.