Вассал и господин

А Агнес, сделав знак кучеру, поманила его, и тот сразу подошел, стал слушать ее.

– Запомни улицу эту и дом, в котором мы были.

– Так я помню, госпожа, – сказал кучер.

– Хорошо запомни, чтобы ночью найти мог.

– Найду, госпожа.

– А сейчас пошли оружейную лавку сыщем, хочу себе кинжал купить.

Долго искать и не пришлось – спросили у местного, он подсказал. Они свернули на улицу Святого Избавления, и там прямо напротив церкви были лавки оружейные. Агнес остановилась у одной из них и подумала:

«Если получиться взять что нужно, денег не отдав, значит, и ночью у меня все выйдет».

Только она вошла, только увидела молодого человека, что был в лавке приказчиком, лишь улыбнулась ему – и уже знала, что возьмет самый лучший кинжал, денег не заплатив.

Времени в лавке она не теряла, молодой приказчик сразу выложил пред ней великолепный кинжал. Сам он был узок и остер, железо его блистало в свете лампы так, что будь он не узок, а широк, так в него как в зеркало можно было бы смотреться. Рукоять его была удобна и вся покрыта черненым серебром великолепной работы. И ножны были под стать оружию. В общем, от кинжала глаз было не отвести.

Пока молодой человек раскладывал пред ней оружие, Агнес подняла на него глаза и сказала так сладко, как только могла:

– Что же вы хотите от меня за кинжал этот?

И сама пальчиками своими водила по серебру рукояти и невзначай касалась ими руки юноши.

– Хозяин велит за него просить четырнадцать талеров, – отвечал приказчик так, словно оправдывался.

Агнес выгребла из кошеля все серебро и держала его в руке, словно показывая. И говорила при этом с сожалением:

– Хорош кинжал, но и цена велика, не знаю, сыщу ли столько денег.

– А вы не волнуйтесь, молодая госпожа, хозяина в лавке нет, я отпущу вам его за двенадцать, – поспешно сказал молодой человек.

– Ах, как вы добры, – пропела Агнес и начала на глазах его считать деньги, отсчитала двенадцать монет и вдруг спросила: – А женаты ли вы, господин?

Обескураженный таким вопросом, торговец замялся сначала в неловкости и ответил чуть погодя:

– Два года как.

Она протянула к его лицу руку и погладила молодого человека по щеке, нежно, едва касаясь. И мурлыкала при этом:

– Счастливица, видно, жена ваша.

– Счастливица, – тут же не без гордости согласился приказчик, заливаясь румянцем. Да, такой, мол, я.

– Что ж, раз так, то пойду я, – сказала Агнес. – Даст Бог, еще зайду, если дело будет.

– Премного рад тому буду, – отвечал ей приказчик, улыбаясь. И добавил многозначительно: – Заходите… даже и без дела.

Ах, какой милой эта девушка ему показалась. Какой ласковой.

Она у порога последний раз улыбнулась ему и ушла.

Игнатий шел следом за ней. Молчал, удивлялся тому, что только что видел. Не мог он того понять, как ей удалось и кинжал взять, и деньги не отдать. Что сотворила она с приказчиком такого, что словно спал он наяву. Опоить не могла, ничего не давала она ему пить, только говорила с ним – и все.

Игнатий про себя все больше восхищался этой маленькой, совсем молодой женщиной. Смотрел на ее хрупкую фигурку и начинал понимать, что сильна она очень. Вот только не понял он еще, на удачу или на беду остался он служить у нее.

Но эти мысли Игнатий гнал от себя. Пока что он ею восхищался.

Глава 30

Она волновалась, дожидаясь вечера. Даже аппетит потеряла. А ее слуги нет, спокойны были. Ута была как всегда подобострастна и старательна. Купила плащи, хоть и плохие, зато недорого, а вот лампу приобрела хорошую. И кучер ее тоже спокоен был, ушел в людскую и завалился спать. А что же еще делать, коли лошади не потребуются до самой ночи.

Так и валялась Агнес в постели до самого вечера с книгой. И есть не ела, и пить не пила. Пригубит вина каплю, отломит крошку от сыра и книгу листает рассеянно. Не читает, картинки смотрит. А что ей ее читать, если всю уже прочла три раза, а некоторые места и по десять раз. Думала все о деле. И ничего не придумала, кроме того, что пойдет в ночь эту к книготорговцу и уже там решит, как дальше все будет.

К вечеру так измаялась, что заснула ненадолго. А уже в сумерках пришел Игнатий и сказал, что лошади запряжены. Встала, оправилась, в зеркало поглядев, кинжал к поясу привязала, подумав, что на будущее под такой кинжал ей и пояс другой потребуется. Допила вино и позвала Уту:

– Плащ подай.

Надела его, накинула капюшон и опять перед зеркалом повертелась. Что ж, хороша, хоть и плащ ее был убог, но в ночи да темени разве кто разглядит, что он беден.

– Пошли, – кинула она служанке и потушила лампу в комнате.

Пока ехали, все думала: заезжать ли в улицу узкую на карете или нет, и надумала, хотя и без решительности, что не умно то будет. И сказала кучеру, перед тем как он повернул на улицу Мыловаров:

– Тут жди, дальше мы сами пойдем. Тихо себя веди.

– Не извольте волноваться, – заверил кучер.

И Агнес с Утой пошли.

Как с площади, на которой кабаки шумели и над которыми лампы горели, свернули, так в темноту попали кромешную.