Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

К концу сезона имя Нижинского было у всех на устах, но самое большое влияние на англичан оказал другой русский — Лев Бакст. Его декорации навсегда изгнали из магазинов одежды и мебели любимые цвета эпохи короля Эдуарда — белый, кремовый, серый и бледно-лиловый. Витрины «Харви Николза» расцвели красным и пурпурным цветом. Справедливость требует отметить, что Баксту в недавние годы предшествовало несколько театральных художников, обладавших оригинальным воображением. Гордон Крэг, отправным пунктом для искусства которого послужили мелодраматические композиции (обычно кровати с пологом на четырех столбиках) с их преувеличенными вертикальными линиями Джеймса Прайда, в прошлом десятилетии оформил несколько спектаклей (его выставка состоится в сентябре в галерее Лестер). Чарлз Рикеттс, на которого так же, как и на Бакста, оказал большое влияние Бердслей, создал оригинальные декорации для пьес Йейтса и Шоу; именно он оформил постановку «Первой пьесы Фанни», которая с большим успехом шла в «Маленьком театре» между Стрэндом и Темзой. Но для сценических работ этих художников характерен маленький масштаб, они исходили из незначительного бюджета для удовольствия небольшого количества счастливцев. Рикеттс так же, как и Дягилев, знал Оскара Уайльда (только он знал его даже ближе) и, как и Бакст, только что совершил путешествие в Грецию. Он был художником, иллюстратором, графиком, знатоком и коллекционером, впоследствии стал одним из самых горячих поклонников Русского балета. В конце первого лондонского сезона леди Рипон подарила Дягилеву черные жемчужные запонки. Их временные исчезновения в последующие годы всегда означали наступление трудных времен. Вацлав, Броня и Карсавина тоже получили подарки.

Стравинский, не приехавший с труппой в Лондон, работал с Рерихом в России над «Весной священной».

«В июле 1911 года, — пишет он, — после первого представления „Петрушки“ я отправился в имение княгини Тенишевой, находившееся неподалеку от Смоленска, чтобы встретиться с Николаем Рерихом и обсудить либретто „Весны священной“; Рерих был близко знаком с княгиней и очень хотел, чтобы я увидел ее коллекцию русского народного искусства. Я доехал от Усть-Луги до Брест-Литовска, где узнал, что мне придется два дня ждать следующего поезда на Смоленск. Тогда я дал деньги проводнику товарного поезда с тем, чтобы он позволил мне ехать в вагоне для скота, хотя я оказался там наедине с быком! Он был привязан не слишком надежной веревкой; когда он, пуская слюну, бросал на меня злобные взгляды, я пытался забаррикадироваться от него своим небольшим чемоданчиком. Я, наверное, представлял собой странное зрелище, когда вышел из поезда в Смоленске после подобной корриды, держа в руках свой дорогой (или, во всяком случае, не потрепанный) чемодан, и с чувством облегчения принялся отряхивать свою одежду и шляпу. Княгиня Тенишева предоставила в мое распоряжение дом для гостей, со слугами в красивых белых униформах с красными поясами и в черных ботинках. Мы с Рерихом принялись за дело и за несколько дней составили план работы и список действующих лиц. Там же Рерих сделал эскиз своего знаменитого задника в половецком стиле и эскизы костюмов, используя в качестве образцов одежду из коллекции княгини…

По возвращении в Усть-Лугу я уже понимал тематические идеи „Весны священной“, начиная с „Весенних предзнаменований“, первого танца, который я должен был написать. Вернувшись осенью в Швейцарию, я поселился с семьей в пансионе в Кларане и продолжил работу. „Весна священная“ почти полностью была написана в крошечной комнатушке этого дома, которую скорее можно назвать чуланом размером восемь на восемь футов, ее единственную обстановку составляли маленькое пианино, которое я держал приглушенным (я всегда работаю с модератором), стол и два стула. Я написал фрагмент от „Весенних предзнаменований“ до конца первой части и лишь затем принялся за прелюдию. По моему представлению, прелюд должен был отражать пробуждение природы, царапанье и грызню зверей и птиц. Танцы второй части написаны в том порядке, в котором они сейчас идут и сочинены очень быстро, вплоть до священного танца, который я мог сыграть, но сначала не знал, как записать».

К началу следующего года титаническая работа будет почти закончена, за исключением ряда деталей.

Дягилев не осмелился отпугнуть англичан музыкой Стравинского, он предполагал, что они предпочтут классический балет. (Ему придется удовлетворять эти потребности около тридцати лет.) Он решил показать Лондону не только «Жизель», но и «Лебединое озеро» Петипа. Так как Карсавина должна была исполнить несколько партий в Мариинском театре, планировалось, что она начнет второй лондонский сезон в октябре, уедет в Петербург на несколько недель и снова вернется в конце сезона в декабре, поэтому ее роль в «Жизели» в середине сезона будет исполнять Павлова. А в «Лебедином озере» должна танцевать Матильда Кшесинская. Партнером этих трех балерин будет Нижинский.