Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

Йон помчался к фургону, уровень воды в котором стремительно падал. Сейчас вода плескалась где-то на ладонь над донным гравием. Альтер лежала лицом вниз в двадцати футах от выбитого окна — ее принесло сюда потоком, прежде чем он иссяк и стал более не способен держать ее тело. Это не могло случиться раньше чем через полминуты после первой трещины в стекле! Но он смутно подозревал, как ускорился для него бег времени. Оказавшись возле нее, Йон оттащил девушку подальше от воды.

Альтер одновременно открыла глаза и рот, жадно вбирая воздух. Затем ее глаза снова закрылись, но она продолжала ловить воздух ртом. Йон перерезал веревки на ее запястьях и сделал попытку растереть ей руки, но она тут же напрягла плечи и локти. Он вспомнил упражнение, которое она когда-то показывала ему, уча восстанавливать кровообращение в конечностях. Покончив с этим, она вскочила на ноги. Он подвел ее к дыре, обрамленной битым стеклом, выскочил наружу сам и помог спуститься ей.

Неды мчались к ним вдоль стенок фургона. Опомнившись после взрыва (разумеется, аквариумы не взрываются, но получившийся результат трудно было обозначить как-то иначе), парализовавшего их минуты на три, они приближались, чтобы восстановить свои права на пленников.

Йон и Альтер кинулись бежать по мокрому лугу, усыпанному стеклом, чудом избегая длинных жутковатых тел, бьющихся в траве совсем рядом с их ногами. Альтер была измучена. Йон чувствовал это по нервной дрожи ее запястья в своей руке. Сам он двигался на остатках энергии, непонятно как сохранившейся в его сожженных нервах. Их бег, по сути, был не более чем прогулкой быстрым шагом. Когда они преодолели полпути к лесу, за их спинами раздался пронзительный вопль. Они обернулись, чтобы взглянуть, что случилось.

Один из недов слишком близко подошел к акуле. Тварь прыгнула и вцепилась ему в ногу. Остальные неды бросились на помощь собрату. Йон еще раз набрал побольше воздуха в свои несчастные легкие и, спотыкаясь, побрел вперед.

Так он брел, пока влажная листва не хлестнула его по лицу. Добрых пять минут они шли по лесу, затем скалы преградили им дорогу. Пройдя полпути вокруг гранитного утеса, Йон обернулся еще раз.

Близкий рассвет уже окрасил четверть неба в серое серебро. Каждое дерево отбрасывало двойную тень — от уходящей луны и от приближающегося солнца. Альтер опустилась на камень и провела руками от лба, приглаживая свои белые волосы наподобие шлема. Внезапно она обвисла, словно из нее вытекла та невеликая сила, что еще скрывалась в тайниках ее тела. В то же время Йон ощутил, как напряжение, сделавшее его тело машиной для выживания, медленно, одну за другой, оставляет его мышцы. Его плечи, бедра, икры, истерзанные ладони начало колоть и жечь. Он упал рядом с ней, словно кислота усталости придала его телу вес свинца.

— Мы в безопасности,— произнесла она мягко и не вполне уверенно.

Йон уронил голову ей на плечо, как когда-то сделала она сама там, в городе, расслабляясь в тепле ее влажной кожи, которое сделалось единственным реальным ощущением. Она положила руку ему на затылок. Какое-то время спустя он поднял на нее глаза. Ветер метался в ветвях деревьев, трепет листьев заполнил все пространство вокруг них.

— Я могу видеть твои глаза,— шепнул Йон.— Света уже достаточно для того, чтобы они стали видны...

Глава 9

Каждый человек, идущий к своей личной зрелости, смотрит в определенном направлении. С этого направления он приближается к каждому наблюдаемому случаю и разглядывает одну его сторону. Но кому-то другому, возможно, откроется совсем другая сторона. Когда Альтер в Тороне крикнула королеве-матери: «Совершите один порядочный поступок за всю свою жизнь», молодой нед, подошедший к ним раньше, повернулся и скрылся в ночи. Это был Кайно.

Неизвестно почему, но из всего разговора парню из низов запала в память именно эта фраза, странно поразившая его, хотя сам этот эпизод показался ему всего лишь одной из многих необъяснимых вещей, которые ему доводилось видеть на улицах. Он не узнал Йона. Он даже не увидел связи между невнятной речью и больничной одеждой. Но у него были свои причины, по которым он, удрав от охраны оцепленного сектора, шел по набережной и размышлял над истерической властностью старухи.

Задумавшись, он привычно достал из кармана кусок мела и написал на стене поверх обрывков военного плаката: «Ты попал в западню в тот...»

— Кайно?

— Джоф? — Кайно обернулся и увидел неандертальца, вступающего в полосу лунного света. Прямо на его тени ветер затеял возню с обрывком бумаги.

— Значит, это ты пишешь эту фигню на стенах?

— Типа того,— нахмурился Кайно, думая, остаться ему или уйти.— Что ты здесь делаешь, Джоф? — спросил он, оттягивая решение.

— Это моя территория,— агрессивно бросил Джоф.— Хочешь сказать, я не могу ходить по ней?

— Нет, Джоф. Я ничего такого не думаю.

— Тогда скипай отсюда. Я, короче, залег на дно.

— Уже скипаю,— Кайно сунул мелок в карман.— Джоф, ты когда-нибудь совершал порядочный поступок... ну, сделал что-нибудь, чем мог бы гордиться?