Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

Вся спина Паноса была облеплена грязью, таким толстым слоем, что смыть ее не мог даже этот ливень. Спиро провел рукой по голове брата. Спереди было чисто, волосы мокрые и гладкие, но затылок был тоже покрыт толстым слоем грязи. Панос сердито вырвался и пошел вперед. Спиро поплелся за ним, грязной рукой вытирая мокрое лицо.

— Панос, что же это такое...

Пиопа вернулась домой только наутро, когда все еще лил дождь. Вся грязная, совершенно без сил, она тут же слегла и провалялась в жару целую неделю. Месяца через три Паниотис дал денег Мариосу, однорукому плотнику — он потерял руку год назад, когда работал на фрахтере и не справился с лебедкой, и поэтому теперь работал только на подхвате, вторым номером — так вот, Паниотис заплатил ему пять тысяч драхм, чтобы только он взял Пиопу в жены; а сверх того Спиро целый месяц отрабатывал в новом доме сестры, во всем повинуясь вечно недовольному и раздражительному Мариосу.

Все время, пока шли приготовления к свадьбе, Пиопа плакала, не переставая. А однажды швырнула в стену все свои ракушки и убежала в горы, где пропадала целых три дня и где, по всему видно, с ней ничего хорошего не случилось: когда она наконец вернулась, лицо ее было исцарапано, но царапины были какие-то странные, уж точно не колючки ежевичных кустов оставили их, потому что шли они по щекам правильными параллельными линиями. Рассказывать, где была и что делала, она отказалась наотрез. Во время самой свадьбы, когда ее разглядывали все, кому не лень, Панос не произнес ни слова.

В старом заливе Милоса лениво плескалась вода, прогоняя под ногой Спиро через скалу струйку песка. «Там спит Она»,— думал Спиро, глядя на воду. Страх и печаль сжимали ему горло. О, если б печаль оставила его — сразу и страх стал бы меньше.

Он встал, через голову стащил с себя свитер. Скинул штаны и швырнул их на скалу поверх свитера. Набрал побольше воздуха в легкие, согнулся пополам и прыгнул. Холодная вода обожгла его. Впрочем, в зимней эгейской воде он согрелся быстро: на глубине даже в декабре хоронилось лето. Прошло больше минуты, легкие уже начало распирать от нехватки воздуха, толща воды больно давила на глаза и уши, а он все еще не собирался подниматься на поверхность. Вот он увидел перед собой размытые очертания голубоватой под водой скалы и резко свернул в сторону. Наверху что-то упало в воду и в облаке серебристых пузырьков устремилось вниз, прямо к нему.

И тут вдруг прямо перед собой он увидел каменную фигуру. Она выступала из-за скалы; в двух местах Ее пересекали темные трещины; руки были перевиты вырезанными из камня же змеями и опутаны водорослями. Водоросли зеленой бородой лежали на Ее лице, наполовину закрывая раскрытый рот, колыхались над Ее глазами. Тесаная поверхность плеч Ее поблескивала черными и серыми пятнами. Она была так близко, футах в десяти, не больше, не дальше. Он хотел увернуться от Нее, но она уже закинула к нему свой невод. И когда невод уже окружил его со всех сторон, Спиро понял, что Она не спит! О нет, Она вовсе не спит! И все больше запутывался в холодных ячеях сети.

Но вот, наконец, фигура, стремительно опускавшаяся к нему сверху, настигла его, и он вдруг увидел, что это живая женщина. Протянув руку сквозь путаницу сети, она схватила его за кисть. И холодные тенета рвались под ее живой рукой.

Когда они уже поднимались наверх, Спиро оглянулся и увидел, что в каменных руках есть еще сети, много сетей. Все утерянные сети, которые Она год за годом цепляла своими руками, едва какой-нибудь рыбак, набравшись смелости, заплывал порыбачить в Ее водах,— они медленно колыхались, обвивая Ее огромное тело с черными точками торчащих сосков.

А живая женщина все тащила его за руку; из носа Спиро стал выходить воздух, и пузырьки щекотали веки. Он замолотил ногами и теперь уже сам тащил ее наверх, пока они не потеряли друг друга под водой. Он вынырнул наконец на воздух; бешено пульсирующая кровь бросилась ему в голову и ослепила его; мгновение ему казалось, что его вот-вот вытошнит.

Он услышал, как она барахтается рядом, и заработал руками, пока больно не ударился о скалу. Волны плескали прямо в лицо, голова с трудом держалась над поверхностью моря. Под водой — о, скорей всего эта сильная женщина спустилась оттуда, с гор — под водой она казалась такой маленькой, чуть ли не вполовину меньше, чем он. Он слышал, как ее ладони зашлепали по скале, потом раздался всплеск, потом снова шлепки — это она пыталась вскарабкаться на скалу. Он откинул со лба мокрые волосы и посмотрел вверх.

На камне, вся съежась и широко открыв глаза, сидела голая Катина; меж грудей ее, около коричневых сморщившихся сосков, покрытых гусиной кожей, свешивался шнурок, колечками завиваясь на концах. Она быстро и судорожно дышала, и в такт дыханию на животе появлялась и исчезала складка. Вдох — живот гладкий, выдох — снова складка.