Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Ты не хотел бы помочь нам спустить вниз банки с растворителем? Этот чертов лифт опять застрял. Ей-богу, если и дальше все будет вечно ломаться, ребята объявят забастовку. Ну просто все ни к черту, за что ни возьмись. Слушай, ты видел тут утром толпу?

— Толпу? — небольшой дефект речи вынуждал Бадди слегка растягивать слова.— Ну да, народу было много, ага. Я был в мастерской с шести, так что, наверное, самое главное пропустил. А чего они там собирались?

На лице Бима выражение типа «ты что, смеешься, малыш» сменилось на более снисходительное. Он даже улыбнулся.

— Как чего? Фоста посмотреть.— Он кивнул в сторону репродуктора. Музыка на мгновение пошатнулась, замерла, и рев, мощь которого доказывала, как дважды два, что любовь Фоста — это любовь без дураков, любовь что надо, на мгновение заглушил его слова.— Фост сегодня вернулся, малыш. А ты и не знал? У него ведь было турне по спутникам внешнего кольца. А на астероидах, говорят, он решил, что хватит, и повернул обратно. На Марсе немного задержался, потом на Луне; там все тоже, конечно, с ума посходили. А сегодня утром он прибыл на Землю, и за двенадцать дней собирается объездить обе Америки.— Он ткнул большим пальцем в сторону шахты, подмигнул и перешел на шепот.— Его лайнер. Что тут утром творилось! Этих юнцов собралось несколько тысяч, прикинь? Да и тех, кто постарше и соображает что к чему, тоже было полно. А полицейским досталось, ты бы только видел! Швартуем, значит, лайнер сюда, в ангар, а тут эти шизики прорвалась через кордоны, представляешь? Сотни две, не меньше. Чуть не расколотили его вдребезги на сувениры. Тебе нравится, как он поет?

Бадди скосил глаза на репродуктор. Звуки врывались в уши, разгуливали по мозгу, как у себя дома, сбивая с мест все привычные понятия. То, о чем он поет, как будто правильное, вот и жесткий синкопированный ритм подчеркивает это; да и чувства певца, хоть и быстро сменяют друг друга, так что не успеваешь переварить их как следует, но они тоже — правильные чувства. И все-таки есть там что-то такое...

Бадди поежился и заморгал.

— Ну, нравится.

Да-да, что ни говори, а сердце его бьется как будто в унисон с этой странной музыкой, и дышит он в одном ритме с ней.

— Ага. Нравится.

Но тут музыка пошла быстрей; сердце и дыхание уже не поспевали за ней. Бадди ощутил в груди волну, которая словно опрокинула порядок вещей.

— Но она какая-то такая...

— Точно. Наверно, остальные чувствуют то же самое. Ну ладно, давай иди, помоги там им с этими чертовыми банками.

— Ладно.

Бадди повернулся и направился к винтовой лестнице. Он уже поднял было ногу, чтобы топать наверх, как оттуда кто-то заорал:

— Берегись!..

Десятигаллоновая канистра шмякнулась на трап всего в метре от того места, где он стоял. Бадди обернулся, успел только увидеть, как по ее корпусу прошла трещина...

(Все барабаны Фоста одновременно споткнулись о невидимую преграду.)

...и растворитель, окисляясь в воздухе, плеснул прямо ему в лицо.

Бадди заорал и схватился за глаз. Все утро он работал напильником, и пропитанные машинным маслом рукавицы его были нашпигованы металлическими опилками. И вот этой рукавицей, не переставая орать, он изо всех сил тер обожженный глаз.

(Смычок контрабаса Фоста терся о повисший в воздухе диссонанс.)

Совершенно ослепший, он заковылял по трапу неизвестно куда, и горячие капли растворителя барабанили по его спине. Потом внутри что-то оборвалось, и он, как безумный, замахал руками.

(Взмахнул крылами, завершая песню, заключительный хор. И голос ведущего, не дожидаясь, когда отзвучит финал, рубанул что есть силы: «Итак, все, кто странствует теперь с нами в этой удивительной стране музыки...»)

— В чем дело?

— Господи, что там случилось?..

— Что случилось?! А я не говорил, что это чертов лифт опять сломался!

— Скорей звоните в скорую! Быстро! Да скорее же...

Голоса сверху, голоса снизу. И топот тяжелых шагов. Бадди

стоял лицом к трапу, пронзительно вопил и махал руками.

— Осторожней! Что там такое с этим парнем?

— Ну-ка, помоги... О-о-па!

— Он сошел с ума! Срочно пришлите скорую...

(«...это был Брайан Фост со своей умопомрачительной, сногсшибательной новинкой под названием Корона! И мы все уверены, что она точно станет настоящим хитом...»)

Кто-то хотел обнять и увести его, но Бадди стал брыкаться. Совершенно ослепший, чувствуя, что сходит с ума, Бадди снова прижал ладони к пылающему глазу, чтобы хоть как-то избавиться от невыносимой боли, но это не помогло. Было такое ощущение, будто в глазу взорвалась фотовспышка. Кто-то еще попытался сунуться к нему, но он оттолкнул его на перила и, шатаясь и пронзительно крича, побрел по переходу.

(«...и он наконец посетил нашу старушку-Землю, посетил всех нас, ее детишек! Простой парень с Ганимеда, который за один только этот год пронес музыку сфер через столько превратностей судьбы и столько миров, он наконец здесь, сегодня утром он прибыл к нам в Нью-Йорк! И я хочу задать только один вопрос: Брайан...»)

Боль, ярость и музыка.

(«...как тебе нравится наша Земля?»)